"Слава". Последний броненосец эпохи доцусимского судостроения. (1901-1917) - Рафаил Мельников

Никак не объясняя такое бездействие двух адмиралов и свое непротивление их саботажному поведению, МТК только 23 августа, да и то вследствие инициативы главного корабельного инженера С.Петербургского порта, решился снова обратиться к А.А. Бирилеву. Отношением № 1888 его просили поручить Кронштадтскому порту выделить средства для проведения "в возможно кратчайший срок" требуемых опытов на крейсере "Олег", броненосцах типа "Бородино" и транспорте "Камчатка". Несмотря на это, говорилось в докладе от 28 сентября, "до настоящего времени такой опыт на броненосцах типа "Бородино" произведен не был.

Пришлось, используя последнюю возможность, поручить проведение опытов старшему помощнику главного инспектора кораблестроения (с 22 января 1901 г.), Н.В. Долгорукову, который 20 сентября был командирован в Ревель для присутствия на испытаниях (с креном 8°) башен броненосца "Бородино". Возвратившись 22 сентября, Н.В. Долгоруков докладывал о том, что названный броненосец перегружен различными запасами и другими грузами, в настоящее время его осадка, по наблюдению корабельного инженера Шангина, доходит до 29 фт 2 дм, и что прочие данные по проведенному в Ревеле кренованию составляют тот "случайный и единственный материал", на основании которого только и можно судить об остойчивости, которую корабли этого типа могут иметь "при настоящем их состоянии". По расчетам, проведенным на основании этих данных в МТК, получалось, что водоизмещение "Бородино" составляет 15 275 т, а метацентрическая высота – 2,5 фт с полным запасом угля. Называя эту величину "незначительной", авторы доклада писали, что кораблестроительный отдел комитета признавал ее "безопасной для плавания броненосца в океане и при боевых условиях только при крайне осторожном(разрядке моя-Авт.) отношении к состоянию судна". Такой тесной оберткой слов, чтобы чрезмерно не испугать начальство, было упаковано главное предостережение МТК.

Для улучшения остойчивости МТК считал необходимым осуществить пять рекомендаций. Во-первых, следовало "новых грузов на броненосцы не принимать. Если не встретится "серьезных препятствий" (МТК и здесь был до странности либерален), возможно большую часть грузов (кроме угля), не входящих в нормальную нагрузку, следовало передать на транспорты. Стыдливо закрыв глаза на более, чем 0,9-м переуглубление корабля (отчего в воду ушел не только нижний броневой пояс, но и половина верхнего), МТК не назначал никакого предела допустимого переуглубления и соответствующего конкретного сокращения статей нагрузки. Вместо этих главнейших мер, вторым пунктом рекомендаций значилось устранение вредного для остойчивости влияния жидких грузов со свободной поверхностью. Его следовало предотвращать строгим порядком последовательного опорожнения отсеков. Так следовало поступать с запасом пресной воды, в междудонных цистернах (о влиянии свободных масс воды, скапливающихся на палубах при тушении пожаров, как это обнаружилось при Цусиме, еще не подозревали). Все значительные свободные грузы должны бьггь надежно закреплены. Уголь из верхних ям следовало непременно пересыпать в освободившиеся по мере расходования топлива нижние. Пятым было предложение "при плавании на крупном волнении держать все порты и прочие отверстия батарейной палубы задраенными".

Составленный в последние дни перед уходом эскадры и потому не оставлявший времени на разработку более действенных конструктивных предложений, доклад по приказанию Управляющего был спешно в копии препровожден З.П. Рожественскому. Заботиться пришлось лишь об одном, чтобы доклад успел застать адмирала в Либаве. Посланный 29 сентября, он был получен 30 сентября. Какой- то, видимо (уж не от согласования ли с немецкими и английскими угольными фирмами), существовал жесткий срок ухода эскадры, на который не смог покуситься даже "его превосходительство". За такое тонкое понимание приоритетов в высших играх бюрократии оба адмирала удостоились высоких отличий. З.П. Рожественский 4 октября-на третий день плавания эскадры-был произведен в чин вице- адмирала, утвержден в должности начальника ГМШ и получил звание генерал-адъютанта. На первые роли выходил и А. А. Бирилев. Проявленные им при снаряжении 2-й, а затем и 3-й эскадр "выдающуюся энергию, опытность и военное чутье" император отмечал в своем рескрипте от 29 июня 1905 г. (при назначении морским министром).

Эти труды и были, видимо, отмечены орденом Белого орла, пожалованного в декабре 1904 г. Затем последовало назначение 8 мая 1905 г. на должность командующего флотом в Тихом океане. "Сдав" тем самым и прежнего командующего флотом Н.И. Скрыдлова и уже, наверное, видевшего себя в этой должности З.П. Рожественского, император ввел командующего эскадрой в последнюю степень прострации. И не странно ли, что зная о явном неблагополучии на эскадре, император не нашел нужным прислать на нее в пути здорового и полного сил "комфлота". Ведь З.П. Рожественский не раз прямо заявлял о своем почти безнадежно болезненном состоянии. Но нет, император с каким-то ему только ведомым дальним прицелом оберегал от порчи карьеру А.А. Бирилева и только ему нашел возможным доверить 29 июня вновь учрежденную должность морского министра. Очень уже импонировала ему проявленное искусство "распоряжаться" и готовность суровыми мерами навести порядок на начавшем бунтовать (14 июля явил себя броненосец "Потемкин") флоте. Не любы оказались императору ни интеллектуал Ф.В. Дубасов, ни истинные рыцари службы Г.П. Чухнин и М.А. Данилевский, ни отличившиеся на войне молодые адмиралы Н.К. Рейценпггейн (1854-1916) и Э.Н. Щенснович (1852- 1910). Не искал император совета и у адмиралов старой школы И.Ф. Лихачева и П.С. Бурачка. Безоговорочно выбран был им "хитрый старик" А.А. Бирилев, о деятельности которого на войне обстоятельно успел рассказать В.И. Семенов в своем "Флоте" и "Морском ведомстве".

Нодажев 1917 г., когда все четыре прикосновенных к докладу превосходительства успели перейти в мир иной, авторы труда МГШ "о войне на море" (книга шестая, с. 25) смогли дать лишь поверхностное толкование доклада МТК от 29 сентября 1904 г. Из него следовало, что З.П. Рожественский, "насколько это позволяла обстановка дальнего (19000 миль) плавания", выполнял установленные МТК требования "для безопасности новых броненосцев".

Свой долг как будто бы исполнил и МТК. "Первые же пробоины у ватерлинии , произведенные японскими снарядами в наших новых броненосцах оправдали предупреждения Морского технического комитета относительно степени их потопляемости: "Князь Суворов", "Император Александр III" и "Бородино" – перевернулись". Получилось, что виноватых вроде бы и нет. Так по вине бюрократии, упорно пытавшейся помешать обнародованию всей правды о войне (подобное совершается и сегодня) формировался стойкий феномен незнания тех глубинных процессов, которые совершались в тогдашнем кораблестроении. Этот феномен, как становится понятно лишь сегодня, не позволил в полной мере вскрыть уроки той войны и привел к повторению целого ряда ошибок прошлого. В кораблестроении эти ошибки проявились в постройке дредноутов с архаичным линейно-монотонным расположением артиллерии и весьма слабой противоминной защитой, в сооружении беспереборочных подводных лодок типа "Барс", в оснащении их ущербными торпедными аппаратами Джевецкого, в фатальном отставании в производстве перископов, лодочных дизелей, аккумуляторных батарей, в неспособности оценить перспективность отвергнутых еще Ф.В. Дубасовым торпедных катеров.