Российский анархизм в XX веке - Дмитрий Рублев

Такого рода история имела место в 1909–1910 гг., когда агент Московского охранного отделения И. Русанов, стремясь получать вознаграждение за свою деятельность, совместно с неким П. Шиченковым издавал подложные программные документы и воззвания от имени придуманного им «Союза народной мести». В течение двух лет он действительно исправно получал деньги за свою махинацию, но затем был разоблачен и арестован. Впрочем, это не помешало историку В. Кривенькому, совершенно не подозревавшему об истинном положении дел с этой «организацией», опубликовать сфабрикованные Русановым документы среди других материалов анархистского движения России начала XX в.

Некоторые авторы как доказательство стремления анархистов к союзу с преступным миром используют ссылки на статью В.Л. Гордина из газеты «Буревестник», органа ПФАГ. Но что же написано в этой статье?

Прежде всего автор признает, что появилось значительное число преступников, пытающихся использовать анархистское движение для своих целей: «За нами идет целая армия преступности. Мы это хорошо знаем. Почему мы идем вместе? Почему они идут под нашим именем?» Далее Гордин указывает, что преступники, как и анархисты, объективно являются силой, разрушающей современное общество. При этом он утверждает, что правящая элита капиталистического общества не менее преступна: «Порой мы проникаемся любовью к этим преступникам, зная, что они незаслуженно презираемы, незаслуженно преследуемы, ибо то общество, которое их преследует, гораздо преступнее их, гораздо ниже их. […] Всей нашей душою мы презираем то общество, у которого звери-изверги, вроде Вильгельма, восседают при жизни на тронах и увековечиваются после смерти искусством, а маленький человек, разбивший своему собутыльнику череп, карается всей строгостью закона. Что общее мы имеем с этими преступниками? Одна общая ненависть к современному обществу».

Действительно, в глазах революционера, в том числе и анархиста, германский кайзер Вильгельм и главы других государств – еще худшие преступники, хотя бы потому, что ответственны за развязывание войн, в которых погибли миллионы людей. Поэтому, с анархистской точки зрения, они действительно куда хуже обычного преступника. Преступные элементы, по мнению Гордина, могли сыграть положительную роль в развитии общества в том случае, если бы примкнули к революции. Но надо иметь в виду один важный момент, о котором анархисты открыто говорили уже после Октябрьского переворота. Революция свершилась, и теперь время строить новое общество, проводить социальные преобразования. В том числе – методом эксперимента в рамках анархистских сообществ, за что и выступали братья Гордины. Этой мыслью В. Гордин и завершает статью: «Но вот наступает момент созидания, и наши пути расходятся. Назревает момент строительства, и они, преступники, оказываются самыми злейшими нашими врагами. Но это уже не старые преступники, не преступники капиталистического строя; это уже не „их“ преступники, а „наши“ преступники. Это Иуды-предатели. Это Пилаты, они распинают наш идеал. Они распинают наше спасение, единственную нашу надежду, надежду человеческого рода. Они распинают нашу Коммуну, нашу Анархию. От „наших“ преступников, от преступников перед нашим идеалом, мы должны отмежеваться. Ибо не отмежевываясь от них, мы отмежевываемся от нашего идеала». Таким образом, Гордин осуждает преступную деятельность и объявляет уголовников врагами революции, призывая бороться с ними. Из этого следует, что никакого оправдания преступности эта статья не содержит. Напротив, Гордин осуждает ее проявления в Советской России.

Небезынтересно, что номер газеты, в котором вышла эта статья, датирован 19 апреля. Иными словами, она относится к периоду после разоружения анархистов, произошедшего 12 апреля. Но ни один автор, отстаивающий официальную точку зрения большевиков на деятельность МФАГ, не ссылается на статьи, появившиеся ранее этой даты. Почему? Да потому, что именно после разгрома правительственными войсками анархистских клубов и коммун, ложных обвинений в связях с преступниками, анархисты были вынуждены писать на эту тему. Таким образом, статья Гордина никак не тянет на то, чтобы «„теоретически“ обосновать неизбежность участия преступных элементов в анархистских группах». Напротив, это ответ на обвинения.

Внедрение белых подпольщиков также не дискредитирует МФАГ. Белогвардейская агентура действовала во многих советских организациях, прежде всего – в карательных и военных структурах. С тем же основанием можно утверждать, что руководители ВЧК и военной разведки РСФСР были под полным контролем белогвардейцев и, следовательно, была жизненно необходима операция по разоружению чекистов и разведчиков. Ведь тот же Эрдман, по рекомендации военного комиссара Москвы Пече, не только «вошел в доверие к Дзержинскому и другим руководителям ВЧК», но и «сумел внедриться в Военный контроль Оперативного отдела Наркомвоенмора (то есть в военную контрразведку)». По словам известного чекиста М.Я. Лациса, агенты СЗРС «захватили в свои руки всю военную разведку Военконтроля». Таким же образом оценивал ситуацию и Я. Петерс. «Влияние Эрдмана в Военконтроле было столь велико, что во всех публикациях по истории ВЧК и контрразведки его называют начальником этого органа», – пишет А.И. Колпакиди. Пользуясь знакомством с высокопоставленными чекистами и военными, белый офицер-латыш сумел внедрить своих людей не только в милицию, но и в ВЧК и армию. В частности, ему удалось обеспечить назначение начальника разведки и контрразведки СЗРС, полковника Ф. Бриедиса, одним из руководителей разведки Военконтроля. Клементьев указывает, что Эрдман устроил многих белых офицеров на службу в продовольственную милицию, которая служила источником получения продовольствия и оружия для савинковцев. В показаниях других активистов СЗРС также фигурируют сотрудники продовольственной милиции, являвшиеся участниками белого подполья в Москве. По свидетельству полковника Гоппера, на стороне савинковцев были две артиллерийские батареи РККА и часть Московской уголовно-розыскной милиции. Ее начальник, К.П. Маршалк, бывший начальник московской сыскной полиции, также поддерживал СЗРС. Вызывает интерес то обстоятельство, что ни в официальных сообщениях об операции 12 апреля, ни в документах Московского ревтрибунала нет информации о том, что в анархистских клубах были задержаны белогвардейцы. Вероятно, они так и не были выявлены ВЧК в апреле.

Впрочем, захватом особняков и созданием на их основе политическо-культурных центров анархизма социальные преобразования анархистов не исчерпываются. Находившиеся под их влиянием рабочие организации начали проводить социализацию производства, действуя явочным порядком в рамках отдельных отраслей и предприятий. Так, в ноябре 1917 г., по инициативе анархистов, Южный областной съезд матросов торгового флота принял резолюцию о социализации торговых судов. Особенно активно эту позицию проводили отделения Союза моряков в Керчи и Херсоне. 5 января 1918 г. решение о социализации торгового флота на Азовском и Черном морях подтвердило правление Союза моряков. Для руководства водным транспортом был избран Совет девяти во главе с В. Чернявским. Комиссарами флота стали анархисты Ф. Александрович, М. Бацоев, Г.В. Реев и В. Чернявский. Была конфискована касса РОПИТ и социализированы суда и заводы в Одесском порту. Действиям Союза пытались препятствовать власти УНР и Одесский совет. Тем не менее 10 января Президиум революционно-демократических организаций Одессы утвердил решение союза, признав торговый флот перешедшим под временное управление Союза моряков и собственностью объединенных в его составе трудовых коллективов. Всероссийский съезд водников 23 января 1918 г. также принял решение передать управление водным транспортом Союзу моряков и речников. Центральные власти в Петрограде не признали этих решений и провели национализацию торгового и пассажирского флота. Тем не менее черноморские моряки продолжали свою линию. II Общечерноморский съезд моряков торгового флота, прошедший в феврале в Севастополе, передал управление выборным демократическим органам. Согласно новым правилам советские должностные лица были обязаны заключать договоры на перевозки с профсоюзами. Национализация флота, начавшаяся 4 марта, встретила противодействие матросов, угрожавших вооруженным сопротивлением. Черноморский флот был провозглашен вольным, и лишь наступление германо-австрийских интервентов помешало дальнейшему развитию этого эксперимента в области самоуправления трудящихся. После эвакуации руководства социализированного флота из Керчи в Ростов-на-Дону большевикам удалось добиться решения о национализации голосами подконтрольных им азовских моряков. Декрет СНК, принятый в феврале 1918 г., провозгласил ликвидацию Черноморского флота и создание нового флота на принципах централизации.