Одиночка - Крис Мориарти

В это ночное время под землей могли быть десятки, даже сотни вольноопределяющихся, которые никогда не заносили своих имен в журнал на входе и не оставляли своих жетонов внизу. Штейгеры смены могли знать, где находились вольноопределяющиеся, но признаться в этом означало признаться и в том, что они получали взятки деньгами или конденсатами за молчание. Но сейчас это не имело значения – большинство сменных штейгеров уже погибли.

Хуже всего – и именно об этом и говорил Рамирес – что большинство генетических конструкций, работавших в шахте, были независимыми. Если бы шахта взорвалась в любую другую смену, то среди спасателей было бы достаточно «генетиков» – опытных шахтеров, которые могли бы выжить, дыша отравленным воздухом без дыхательных аппаратов, по крайней мере достаточно долго, чтобы вытащить хотя бы нескольких уцелевших. Теперь как раз эти шахтеры попали в ловушку под землей и сами нуждались в спасении, а люди сверху не могли спуститься к ним без дыхательных аппаратов.

Ли посмотрела на медиков с Хелены, которые уже разошлись по всей сортировочной площадке, наклоняясь у носилок, раскладывая комплекты для обработки ожогов и перевязочный материал.

– Все еще не найдено двести семьдесят шахтеров, чьи имена были занесены в журнал, – сказал Рамирес. – Может быть, еще сотня независимых находится в боковых туннелях.

– Хорошо, – сказала Ли. – Дайте мне только минуту. Спустя полчаса она почувствовала, как клеть ударилась о дно шахты, рывком открыла дверь и вышла в ад.

Спасательные работы походили на тренировку в контролируемом хаосе. Спасатели искали повсюду, часто возвращаясь, чтобы доложить не об уцелевших шахтерах, а об очередных спасателях, вышедших из строя из-за отравления дымом или ранений вследствие обрушения породы. Собаки старались найти кого-нибудь по запаху среди зловония горящего угля и обгорелых электрических проводов и радостно лаяли, когда им удавалось изредка обнаружить живого, или озабоченно подвывали, когда найденные ими тела не шевелились и не разговаривали с ними.

Остаток ночи Ли провела, работая бок о бок с Рамиресом. К ее удивлению, он успевал за ней. И даже неплохо успевал. А поскольку он не был специально оборудован, то держался только на нервах и грубой решительности.

К исходу ночи она стала замечать, что люди здесь, на дне шахты, старались сделать так, чтобы у Рамиреса были носилки тогда, когда он в них нуждался, или бак со свежей водой, когда он подносил пустые фляги. К нему относились по-особому, и было за что: он находил людей и вытаскивал уцелевших с такой скоростью, которая могла означать, что он рисковал там, где другие не осмеливались.

Да, он вел себя как герой – по крайней мере здесь, внизу. Ли давно перестала удивляться тому, на что способны люди, когда речь идет о жизни и смерти. Она видела стойких ветеранов, сгибавшихся от страха под огнем, и не раз встречала маменькиных сынков, которые вели себя как настоящие герои. Некоторые люди просто созданы для критических моментов. Оказалось, что Рамирес был одним из них.

Ли обладала способностью выживать, но в ней не было героизма. Любые иллюзии на этот счет выжгли из нее еще там, на Гилеаде. Но здесь и не требовалось проявлять героизм. Здесь, внизу, нужно было уметь дышать. И она старалась. А ночь уже начала бледнеть, превращаясь в дымный день на земле в трех километрах над ними.

Она и Рамирес, проработав подряд с тремя сменами спасателей, натолкнулись на Маккуина уже ближе к рассвету и продолжили поиски вместе с ним. Они бросались всюду, где существовал хоть малейший шанс найти живых людей, даже если кто-то просто показывал куда-то пальцем или где-то лаяла собака. Они помогали разбирать завалы и править опасно ослабевшую крепь. Они поднимали тела, живые и мертвые, и несли их, чтобы передать дальше.

Между тем внутренние устройства Ли следили за степенью загрязнения воздуха, звуковыми сигналами предупреждая ее об опасности. Она игнорировала эти сигналы, и они выслали армию вирионов-камикадзе для борьбы с отравлением, которое начало распространяться по всему телу. После первых нескольких часов воздействия зараженного воздуха компоненты ее внутренних устройств, которые были изготовлены не из вирустали, начали перегреваться, и ее «оракул» переключил все заменимые системы в режим экономии энергии. Через четыре часа она начала выкашливать черные от угольной пыли сгустки мокроты с мертвыми вирионами. Через четырнадцать часов ей пришлось подняться наверх и просидеть почти час, подключившись к подаче кислорода, чтобы восстановить дыхание и дать своим системам передышку. Затем она снова спустилась в шахту, заставляя себя не думать о том, какой вред она наносит себе. И все началось снова.

Во всех спасательных работах, в которых участвовала Ли, как и после боя, наступал момент, когда продолжать поиски уже бесполезно. Иногда он наступал через несколько часов, а иногда и через несколько дней, но рано или поздно это происходило. Тогда энтузиазм сменялся тоскливой обязанностью выносить тела, и приходили сомнения в необходимости рисковать собственной жизнью ради этого. В это время Ли всегда больше всего жалела собак. И эта спасательная операция не была исключением. В их поведении было столько трогательной искренности: неуверенность, скулящая нотка сомнения, переходящая в лай, беспокойное лизание рук и лиц тех, кто уже пришел в себя. Когда человек-спасатель ломался и сдавался внутри, собак не покидала надежда.

Для Ли такой момент наступил где-то на уровне 3700 в шахте «Анаконды». Она пробиралась по разрушенному штреку с включенным локатором человеческого пульса, который не обнаружил никого живого за последние четырнадцать часов. Даже Рамирес начал говорить, что пора завершать работу.

И тут неожиданно прибор указал на относительно неповрежденный участок коридора, находившийся далеко от основных направлений циркуляции воздуха, а следовательно, как они надеялись, и от самого сильного задымления. Но когда они добрались до этого участка, они нашли только пустой коридор, уходивший в темноту.

– Что за черт? – сказала Ли.

Ее локатор все еще подавал звуковые сигналы. Маккуин вытащил из стены кусок крепи и достал маячок, спрятанный в нише за ним.

– Вольноопределяющиеся, – сказал он голосом, приглушенным загубником дыхательного аппарата. – Если они еще живы, то должны быть где-то на расстоянии крика отсюда.

Все трое посмотрели друг на друга, тяжело дыша. А потом начали кричать.

Когда наконец они услышали отклик, то Ли подумала, что это эхо. Она поставила свой прием на максимум и услышала звуки снова. Это был человеческий крик, хотя и слабый, исходивший издалека.

– Ш-ш-ш! – прошептала она.

Рамирес и Маккуин прекратили кричать и ожидающе посмотрели на нее.

– Что? – спросил Маккуин.

Она услышала крик снова. Два голоса, заглушенных породой и обваливающимся углем. Но все же – голоса. А над ними второй звук, жужжащий и вибрирующий, доносящийся из места, расположенного гораздо ближе к ним.

Они пошли на этот звук по коридору и вверх по туннелю с необработанной стеной, упиравшемуся в место обвала потолка. Затем покричали в том направлении, и даже Маккуину и Рамиресу показалось, что они расслышали звуки.