Пение под покровом ночи. Мнимая беспечность - Найо Марш

— Неужели вообразили, что меня так легко провести?.. — вопрошала она. Но тут Уорендер снова захлопнул дверь.

— Нелли, дорогая, — пролепетал Октавиус. — Обещал напомнить тебе, что мы должны уйти пораньше. Ты готова?

— Вполне готова, дядя, — ответила Аннелида. Затем обернулась к Чарльзу Темплтону, протянула ему руку.

— Мне так жаль, — заметила она. — Нам здесь не место, не следовало приходить сюда.

— Я с вами, — мрачно заметил Ричард.

— И ничего нельзя исправить? — спросил Чарльз.

— Боюсь, нам давно пора, — отозвался Октавиус.

— Мы и так задержались, — согласилась с ним Аннелида. Голос, к ее собственному удивлению, звучал спокойно. — До свиданья, — сказала она и обернулась к Ричарду. — Нет, вы должны остаться.

— Я с вами.

Октавиус положил ей руку на плечо и повел к выходу.

И тут торжественно запела труба и рассыпался целый каскад звуков. Шум голосов сразу стих. Музыканты встали и принялись весело наяривать неизбежную и довольно глупую песенку:

Толпа, устремившаяся из дальней комнаты в обеденную залу, полностью блокировала выход. Ричард пробормотал:

— Сюда. Быстро! — и подтолкнул их в двери в дальней части холла. Но не успели они подойти к ней, как дверь распахнулась и появилась целая процессия: служанки и Грейсфилд, нагруженный бутылками шампанского, Флоренс, Куки в белом колпаке, тащившая искусно разукрашенный огромный торт, и старуха Нинн. Они подошли к столу в центре, торжественно обошли его по кругу. Водрузили на стол торт. И гости под предводительством доктора Харкнесса разразились бурными аплодисментами.

— Вперед, — сказал Ричард.

И они наконец-то вышли из комнаты в холл. Тут Аннелида впервые заметила, как бешено колотится у нее сердце. Стук отдавался в горле и ушах. Во рту пересохло, ее сотрясала дрожь.

Обеспокоенный Октавиус взял ее за руку.

— Нелли, любовь моя, — сказала он, — можешь идти дальше?

— Да, — пробормотала Аннелида и обернулась к Ричарду. — А вам дальше нельзя. До свиданья.

— Я иду с вами. Должен пойти.

— Прошу вас, не надо.

Ричард схватил ее за запястье.

— Не стану оскорблять вас извинениями, Аннелида. Но одного прошу: проявите великодушие, поговорите со мной.

— Не сейчас. Пожалуйста, Ричард, только не сейчас.

— Нет, сейчас. Вы вся похолодели и дрожите, Аннелида. — Он заглянул ей в глаза и помрачнел. — Никогда, слышите, никогда не позволю ей говорить с вами в таком тоне! Вы меня слышите, Аннелида? Никогда! — Она отпрянула от него.

Дверь отворилась. Вышли Пинки и Берти. Пинки изобразила сочувствие, подошла к Аннелиде, положила ей руку на плечо.

— Дорогая! — несвязно пробормотала она. — Забудьте об этом! Ничего не было! Боже, что за сцена! — Она рассеянно развернулась на ступенях, оказалась отрезанной группой журналистов и телевизионщиков и стала отступать в гостиную. Операторы принялись размещать свое оборудование в холле.

— Это уж слишком! — сказал Берти. — Нет! Это слишком! — И он скрылся в коридоре, ведущим к мужскому туалету.

Появился Таймон Гэнтри.

— Дики, — сказал он, — отвали. Мне нужно поговорить с девушкой. От тебя никакой пользы, пока пребываешь в таком состоянии. Иди отсюда!

Он обнял Аннелиду за плечи.

— Теперь послушайте меня, — сказал он. — Будьте выше этого. Не обращайте внимания, оно того не стоит. Ступайте домой и успокойтесь. Наша договоренность остается в силе. Так что помните об этом. Жду вас в четверг. Понятно? — Гэнтри слегка встряхнул ее и отпустил.

Появился Уорендер, захлопнул за собой дверь. С ужасом взглянул на Аннелиду и пролаял:

— Готов на все… что я могу сделать? Понимаю, как вы расстроены… И все такое.

За Аннелиду ответил Октавиус:

— Вы очень добры. Однако не думаю, что…

Тут Ричард громко заявил:

— Никогда не прощу ее за это! Никогда!

«Если сию минуту не уйду отсюда, — подумала Аннелида, — то просто сойду с ума». И услышала свой голос:

— Забудьте об этом. Идем, дядя.

Она развернулась и вышла из дома на знакомую площадь, Октавиус последовал за ней.

— Нет! — крикнул Ричард и тоже выбежал на площадь.

Гэнтри так и застыл на пороге, глядя ему вслед.

— Пожалуй, — заметил он, — я больше просто не в силах выносить Мэри Беллами.

Из обеденного зала донесся гром аплодисментов. Мисс Беллами собиралась разрезать праздничный торт.

III

Мисс Беллами была прирожденной, способной и опытной актрисой. Ее появления на публике являлись результатом упорных трудов и немалого таланта, и если выделить главный принцип, которому она подчинялась в такие моменты, то его можно было выразить одним знакомым всем девизом: «Шоу должно продолжаться». Для мисс Беллами то была аксиома, и какие бы обстоятельства, пусть даже самые неблагоприятные, не сопровождали выход, после того как она переступала порог и появлялась на сцене, на ее исполнение они не оказывали ни малейшего внимания.

И вечером в день ее пятидесятилетия произошло то же самое. Мэри осталась верна самой себе.

Увидев через стеклянную стену оранжереи процессию с тортом в обеденном зале, она обратилась к присутствующим, с которыми только что воевала, и отдала короткий и четкий, вполне профессиональный приказ:

— Вот отсюда!

И все они повиновались. Пинки, Берти и Гэнтри тут же вышли из оранжереи. Чарльз удалился еще раньше. Остался лишь один Марчант, как и было задумано по сценарию. Потому как именно он должен был сопровождать мисс Беллами к гостям и произнести поздравительную речь. Они стояли рядом в оранжерее и наблюдали за тем, как Грейсфилд открывает шампанское. Слышался смех и приглушенная перепалка между гостями. Бокалы наполнялись шипучим напитком. Затем Грейсфильд и служанки отошли в сторону. И взгляды всех устремились на двери в оранжерею.

— Ну вот, пора, — сказал Марчант. — Так что умерь свой пыл, дорогая, хотя бы ненадолго. — Он распахнул двери и добавил тихо: — Напакостить им можешь и позже, милочка.

— Черта с два, — отозвалась мисс Беллами. Метнула в его сторону злобный взгляд, затем отступила на шаг, собралась, сложила губы в знаменитую треугольную улыбочку и вышла к гостям.

Ее, естественно, приветствовали громкими аплодисментами.

Марчант тоже заулыбался, затем поправил галстук-бабочку и вскинул руку.

— Мэри, дорогая, — повысив голос, произнес он. — И все остальные! Прошу внимания!