Те же и Скунс-2 - Мария Семенова

«У настоящего мужчины должна быть хорошая машина, хорошая дача и красивая женщина», – учил когда-то папахен. И был прав. Только с одним уточнением. Не просто женщина, любовница, тёлка… Жена! Гнедин с содроганием вспоминал об Ирине, потом представлял на её месте Дашу, и сердце начинало биться быстрей. Вот какая жена – настоящая награда мужчине. Как медаль олимпийскому чемпиону!..

Презентация в Доме ученых стремительно разрасталась в событие городского масштаба. В этакий праздник петербургской культуры. Уже не только по городскому радио, а и по российскому о нем каждый день говорили. Потом взяли у Даши интервью. Прямо по телефону. И тоже выпустили в эфир.

Гнедин слушал его и ловил себя на том, что любуется Дашей. Какая она умная и рассудительная, как чётко формулирует каждую мысль… Какое там Ирине – до неё, пожалуй, самой Инке Шлыгиной весьма далеко…

Естественно, он за ней заехал на «Вольво», и она поднялась по ступеням Дома учёных действительно как королева – в том самом бабушкином тёмно-зелёном, в бабушкином же колье из белого полированного янтаря… Георгий Иванович Храбров ждал их у порога. Даша узнала его и растерянно улыбнулась ему, и генеральный директор так и расцвёл. Боже, сколько народу вокруг!.. Сколько взглядов!.. Любопытных, восторженных… и ещё, наверное, тех, которые вежливыми и доброжелательными только казались… Тех, о которых предупреждала мама, оставшаяся «блюсти» больного родителя… И вот он – банкетный зал и собравшаяся в нём блестящая публика. Бомонд. Даша наконец справилась с волнением и начала различать лица, и многие показались знакомыми – она видела их по телевизору, но никогда не надеялась познакомиться лично. А вот теперь известные артисты, учёные, бизнесмены сами подходили к ней и первыми приветствовали её…. Оглядевшись, Даша заметила поодаль академика Лихачёва, сидевшего в кресле. Дмитрий Сергеевич словно бы с некоторым удивлением осматривался кругом. Он вдруг показался Даше таким же «инородным телом» на блистательном празднике, каким и она сама себя чувствовала. Когда-то он часто заезжал к дедушке в гости, да и теперь не забывал Новиковых, звонил… Даша подбежала к нему и поклонилась:

– Здравствуйте, Дмитрий Сергеевич!.. Лицо академика ожило:

– Дашенька… Как ты выросла… Здравствуй, девочка. Давно я тебя… Ну до чего ты на Митю молоденького стала похожа…

Даша чуть не расплакалась и подумала, что лучшего комплимента ей уже никто не придумает. Речи, к счастью, оказались короткими, и, как теперь принято, остроумными. В той мере, в какой ораторы оказывались на это способны. Говорили, что дедушкина берёста запалила костёр всемирного интереса к древнерусской культуре. А монах Иоким, посылавший грамотки монахине Анне, убеждая её прийти-таки на любовное свидание к стогу, не догадывался, что спустя восемьсот лет его скромные писания встанут в один ряд с «Декамероном» Боккаччо…

Кто-то добавил, что главные открытия академика оставались всю его жизнь неизданными, и лишь теперь… всю космическую высоту его мысли… Благодаря «Интеллекту». И Даше, конечно… Несколько раз благодарили известного финансиста, скромно утаившего от общественности свое имя, но сделавшего крупный взнос.

Когда дошло дело до угощения, началась обычная толкучка, которая всегда происходит у банкетных столов. Куда-то девается вся культура и сдержанность, вроде бы присущая цивилизованному человеку. Люди, увенчанные званиями и наградами, хватают бутерброды с икрой, словно отродясь их не видели и до гробовой доски не надеются больше отведать… И нечего кивать на российское бескультурье. Дедушка, бывавший раз или два на приёмах в Кремле, рассказывал, что иностранные послы со своими «послицами» вели себя точно так же…

Даша отошла в сторонку и поискала глазами Гнедина. Володя беседовал с какими-то чиновниками, и рядом с ним, как обычно, стояла его личная секретарша. Та самая сонная курица. Сегодня на ней был брючный костюм из мягкой материи, делавший её, если только возможно, ещё менее женственной. Володя держал в руках бокал с пенящимся шампанским, секретарша же, как обычно, – стакан томатного сока. Наверное, она его очень любила. Даша присмотрелась и заметила, что девушка, столь мало заботившаяся о своей привлекательности, не то просто лишённая вкуса, оказывается, при всём том живо интересовалась лицами противоположного пола. Во всяком случае поворачивалась к каждому, подходившему к Гнедину, и награждала коротким, но очень внимательным взглядом…

– Здравствуйте… Дарья Владимировна, – неожиданно прозвучало над ухом.

Даша обернулась.

– А я думал, что больше никогда вас не встречу, – смущённо проговорил крепкий, широкоплечий мужчина, и голос сразу показался знакомым. – А оно… вон оно как…

Он был одет так же элегантно, как и все присутствующие, но некоторым образом чувствовалось, что галстук и дорогой пиджак ему привычны едва ли не меньше, чем Даше – бабушкино перешитое платье. Он, видимо, понял, что она его не узнаёт, и развёл руками – что ж, мол, не смею навязываться… И Даша увидела, что руки у него тоже далеко не великосветские. У людей из бомонда не встретишь чёрных вензелей машинного масла, въевшегося в кожу так глубоко, что уже никакой пемзой…

– Батюшки!.. – ахнула она. – Так это же вы!..

И отчаянно покраснела. И на миг шевельнулось мучительное сожаление: ну вот зачем так случилось? Зачем они встретились только теперь… когда она уже считала себя в состоянии романа с Володей…

О Серёже Плещееве она в эту минуту не вспоминала.

– Как хоть вас зовут?.. – спросила она.

– Никита. Мы с вами однофамильцы. Новиков… Большой золотистый джип, лоснящийся в лучах уличных фонарей… И маленькая охристая «троечка», безжизненно замершая в переулке… Отчего они тогда так по-глупому разъехались в разные стороны?.. Отчего?..

Потом Никита смотрел на неё издали, и ему хотелось напиться.

– Вы, извините, Дарью Владимировну давно знаете? – подошёл к нему светловолосый паренёк, по виду – студент.

– А ты кто такой? – мрачно поинтересовался Никита.

– Я? Я репортаж пишу… Для «Петербургских ведомостей».

– Тогда пардон…

– Да что вы. Я просто увидел, что Дарья Владимировна вам очень обрадовалась… Думаю, может, захотите что-нибудь рассказать…

Никита вздохнул.

– Нечего рассказывать, – проговорил он решительно. – А вам, газетчикам, и подавно. Такого наврёте…

– А вы лично моё что-нибудь читали? Или смотрели? – обиделся паренёк. – Сами только в офисе на калькулятор глядите!

Никита в жизни своей ни дня в офисе не сидел, и ему стало смешно. Он поинтересовался:

– И много написал-наснимал?

– Много, не много… Где ж вам меня знать, я каждый день по презентациям и приёмам не шастаю. Я всё больше по детдомам и по разным помойкам…

Он повернулся, чтобы уйти, но Никита легонько придержал его за рукав:

– По детдомам? А это случайно не ты… где ещё такая баба противная?