Ученик архитектора - Элиф Шафак

Идея построить мечеть посетила султана во сне. Правителю приснилось, будто он беседовал с пророком Мухаммедом, которого узнал не по лицу – ибо никому из ныне живущих не известно, как выглядел Пророк, – а по особому свечению, окружавшему его голову. Султан пообещал Пророку, что если он завоюет остров Кипр и стяжает богатые трофеи, то возведет великолепную мечеть. Пророк сделал знак ангелам, ожидавшим по обе стороны от него. Сияя, словно светлячки, ангелы поднялись в воздух и вскоре вернулись со свитком в руках. Когда Пророк развернул свиток, взору султана предстала мечеть Селимие.

Охваченный сим чудным видением, султан поутру долго не хотел покидать обитель сна. Когда же ему наконец пришлось пробудиться, он первым делом поведал о ниспосланном ему откровении великому визирю. Соколлу, в избытке наделенный проницательностью и здравомыслием, полагал, что сны правителя подразделяются на два разряда: те, что надобно держать в тайне, и такие, которые следует сделать всеобщим достоянием. Нынешний сон, несомненно, относился ко второму разряду.

В тот же день, беседуя с нишанджи, главой придворной канцелярии султана, Соколлу не преминул рассказать ему, что приснилось Селиму. Нишанджи, отличавшийся общительным нравом и словоохотливостью, поведал о ночной беседе правителя с Пророком главному изготовителю халвы, а тот в свою очередь – купцу, снабжающему дворцовую кухню орехами. День не успел подойти к вечеру, а история, покинувшая дворец на повозке, доставившей на кухню фисташки, уже достигла окрестностей Стамбула.

Вскоре на улицах, населенных кожевниками и красильщиками, только и разговоров было что о чудесном сне султана. Ко времени вечерней молитвы слухи буквально носились в воздухе, сотни людей передавали их из уст в уста. Через неделю весь город, включая венецианского посланника, знал: сам пророк Мухаммед явился к султану и возвестил, что тот должен избавить Кипр от власти неверных.

Селим посетил усыпальницы своих предков и гробницу пророка Айюба. Духи усопших благословили его начать войну. Однако, когда настало время отплыть на Кипр, султан не сел ни на один из кораблей. Он решил, что вполне может вдохновлять армию на расстоянии, а лично вести воинов в бой с мечом в руках ему нет никакой необходимости. Тем не менее война оказалась успешной, а добыча – богатой. Город Никосия был захвачен, разграблен и превращен в груду развалин. Осада Фамагусты, продолжавшаяся несколько месяцев, тоже завершилась победой османской армии – вместе с городом были захвачены сотни пленных.

Тем временем в Адрианополе главный придворный строитель и его ученики трудились не покладая рук. Работа была для Синана подобием кокона, в котором он находил убежище от всех жизненных бурь. Спрятавшись в этом коконе, он забывал про окружавший его мир. Синана не интересовали войны, и победы, одержанные империей, отнюдь не служили для него источником радости. Однако, после того как остров Кипр был захвачен, работа пошла быстрее. Деньги хлынули на строительство потоком, количество рабочих увеличилось, самые дорогостоящие материалы доставлялись бесперебойно.

Как это ни удивительно, но по мере того, как мечеть, возводимая в его честь, становилась все выше, сам султан хирел и чахнул. Казалось, между человеком и зданием существует какая-то удивительная, нерасторжимая и в то же время взаимоисключающая связь. Подобно дню и ночи, они не могли сосуществовать одновременно. Когда восходит солнце, луна исчезает. Точно так же каждый новый камень в стенах возводимой мечети забирал у Селима частицу его силы, здоровья, счастья и, наконец, кисмет.

Строительство мечети Селимие шло полным ходом, когда однажды осенним утром Синан велел передать своим ученикам, что хочет поговорить с ними. Подойдя к шатру учителя, Джахан увидел, что прочие ученики сидят на скамье у входа. Он сел рядом с ними, ожидая, пока Синан закончит разговор со стекольщиками.

Давуд, по своему обыкновению, выглядел хмурым и обеспокоенным.

– Никогда прежде мастер не отрывал нас от работы одновременно, – прошептал он. – Если он позвал всех четверых, значит произошла какая-то серьезная неприятность.

К счастью, стекольщики вскоре покинули шатер Синана, избавив учеников от необходимости строить мрачные предположения. Когда они вошли, учитель сидел на ковре, в центре которого были вытканы цветущие деревья, а по краям целая вереница животных – оленей, газелей, львов и тигров. Ковер этот был соткан в Хорасане и подарен Синану курдским эмиром, по просьбе которого он построил богадельню. В правой руке учитель держал четки, которые медленно перебирал. Джахан знал: у мастера имеется множество четок. По тому, какие именно он выбрал, можно было судить о его настроении: четки из голубого опала свидетельствовали о том, что Синан погружен в раздумья, из золотистого янтаря – означали радость, а если зодчий доставал черный оникс, то он был явно вдохновлен новыми планами. Сегодня в руках архитектора были четки из зеленого берилла, которые он выбирал, когда сердце его томила какая-то забота. На низеньком столике стояли чашка кофе и стакан с водой, а рядом с ними лежал рисунок, на котором был изображен храм Айя-София.

Ученики опустились на ковер напротив учителя. Пока они рассаживались, тот не проронил ни слова. Лишь стук бусин, которые он перебирал все быстрее, нарушал тишину. Но вот Синан заговорил, открывая ученикам причину своей тревоги.

Местность вокруг Айя-Софии была сплошь покрыта хижинами и лачугами, которые в течение множества лет строились здесь незаконно. Все попытки привлечь к этому обстоятельству внимание властей оставались безрезультатными, ибо главный кади Стамбула оставлял жалобы без внимания. В конце концов Синан, видя, что ситуация становится все более угрожающей, направил султану письмо. В этом письме он позволил себе достаточно резко отозваться о невежественных чиновниках, которые, сосредоточив в своих руках власть, не считают нужным заботиться о красоте и процветании города.

– Наш мудрый султан внял просьбе своего смиренного слуги, – сообщил Синан.

Был собран особый совет, куда вошли главный кади, имам мечети, ученые-богословы, а также старшины каменщиков и чертежников. Совету было поручено исследовать, насколько серьезен урон, причиненный Айя-Софии, и сообщить об этом султану. Ознакомившись с представленным ему донесением, султан поручил главному придворному строителю отреставрировать мечеть.

– Мне необходимо вернуться в Стамбул, и я хочу, чтобы вы сопровождали меня, – сказал Синан.

Джахан, вспыхнув от радостного волнения, склонил голову. Неужели им выпала великая честь реставрировать этот непревзойденный шедевр: прежде самый почитаемый из всех христианских храмов, а ныне – прославленную мечеть?! Согласно преданию, увидев только что построенный храм, император Юстиниан был так горд, что воскликнул: «Я превзошел тебя, Соломон!» Воистину, драгоценность эта заслуживает того, чтобы красоваться в веках. И не кто иной, как он, Джахан, внесет свою скромную лепту в реставрацию, призванную сделать так, чтобы время не умалило сияния Айя-Софии. Однако он чувствовал, что учитель чего-то недоговаривает. И прямо спросил: