Наполеон: биография - Эндрю Робертс

70 000 пленных (почти все – моряки, взятые в плен с 1793 года в десятках мелких столкновений на море); многих годами держали в чудовищных условиях в переполненных, грязных плавучих тюрьмах у южного побережья и в устье Темзы[115]{1093}.

Когда Жозеф вернулся из Амьена, Наполеон в государственной ложе в Опере вывел его вперед под аплодисменты зала. Франция сохранила «естественные» пределы (по Рейну и Альпам), гегемонию в Западной Европе и вернула себе все утраченные колонии. Но Жозефу и Талейрану удалось даже слишком многое. Англия же получила очень мало и потому ценила мир невысоко. Англия обязалась вернуть Мальту иоаннитам после избрания (под контролем папы римского) нового великого магистра в течение трех месяцев после ратификации договора. Нейтралитет и независимость острова гарантировали Франция, Англия, Россия, Австрия, Испания и Пруссия. Ни французам, ни англичанам не позволялось вступать в орден, штаб-квартира которого теперь помещалась в Санкт-Петербурге: последним великим магистром был Павел I. Но хотя в марте 1803 года папа назначил великим магистром итальянского дворянина Джованни-Баттисту Томмази, англичане отказались признать его полномочия и выслали его на Сицилию. Франция вывела войска со всех указанных в договоре территорий, не дожидаясь истечения трехмесячного предельного срока. Англия, однако, медлила в отношении Пондишери и Мальты, отчасти поскольку опасалась (и напрасно), что Франция и Россия готовятся разделить Османскую империю{1094}. Пондишери оставался в руках англичан до 1816 года.

После заключения мира в Париж съехалось до 5000 британцев. Иными двигало любопытство, другие желали осмотреть собрание Лувра, третьи воспользовались поводом для посещения злачных мест (в Пале-Рояле царило большое оживление), четвертые собирались повидать старых друзей – и почти все хотели встретиться с первым консулом или хотя бы взглянуть на него. Наполеон с удовольствием распорядился, чтобы министры по меньшей мере раз в десять дней устраивали прием для самых важных иностранцев{1095}. Член английского парламента ирландец Джон Лесли Фостер посетил Тюильри и описал Наполеона так:

Сложения нежного, изящного; волосы темно-каштановые, остриженные, тонкие и жидкие; лицо чистое, кожа бледная, землистого оттенка; глаза серые, очень живые; брови светло-русые, редкие и торчащие. Все его черты, особенно рот и нос, тонкие, резко очерченные и неописуемо выразительные… Он говорит медленно, но очень гладко, с выражением, и довольно тихо. Его черты во время речи говорят больше, чем его слова. О чем же они говорят?.. О мягкой грусти, которая всякий раз, когда он заговаривает, смягчает его улыбку – самую приятную и любезную из тех, что можно себе представить… У него больше естественного достоинства, чем я мог представить у человека{1096}.

Подобным образом бывший пленник французов Синклер отметил «изящество и обаяние улыбки» Наполеона, а капитан Ашер сказал, что Наполеон «держится с достоинством»{1097}. Обаяние особенно трудно описывать, но, когда Наполеон этого хотел, он излучал его в изобилии. В тот период он очень старался демонстрировать англофилию и поставил на каминной полке в Тюильри бюсты предводителя вигов Чарльза Джеймса Фокса и адмирала Нельсона{1098}. Появление здесь франкофила Фокса еще объяснимо, но поистине удивительно почтение к тому, кто всего четыре года назад разбил французский флот у Абукира. (Нельсон точно не держал на своей каминной полке бюст Наполеона.)

Восхищение Наполеоном у некоторых английских радикалов и вигов не проходило до самой битвы при Ватерлоо. Будущий премьер-министр лорд Мельбурн в университете сочинял оды Наполеону. У Китса была табакерка с его портретом, Байрон заказал для путешествий по континенту точную копию бонапартовского экипажа, а Weekly Political Register Уильяма Коббета и Statesman Дэниела Ловелла расточали похвалы первому консулу Франции. Его реформы одобряли английские либералы, считавшие, что и их собственной стране мешает «старый порядок». В сентябре 1802 года Фокс с тремя родственниками приехал в Париж и провел с Наполеоном ряд дружеских встреч. Среди британцев, представленных первому консулу, были: граф Абердин (еще один будущий премьер-министр), ирландец-заговорщик Томас Эммет, антиковед Дж. Г. Гласс, лорд Холланд с супругой, Генри Петти-Фицморис (впоследствии третий маркиз Лэнсдаун), Спенсер Смит и множество менее известных людей. В Париж устремилось столько англичан, что Джеймс Гилрей нарисовал карикатуру «Первый за эти десять лет поцелуй»: тощий французский офицер обнимает олицетворяющую Британию корпулентную даму{1099}. Интерес был взаимным. Натуралист Джеймс Смитсон, отметив «ошеломительное» количество прибывающих в Дувр французов, записал: две страны будто «обменялись населением»{1100}.

Наполеон воспользовался возможностью и поручил сделать планы ирландских гаваней, но шпионов быстро разоблачили и выслали. Когда много лет спустя англичанин в беседе предположил, что английское правительство именно поэтому не считало искренним стремление Франции к миру, Наполеон рассмеялся: «О, в этом не было необходимости – все до одной гавани в Англии и Ирландии известны»{1101}. Разумеется, вопрос заключался не в том, насколько целесообразна эта операция: важен сам факт, что она была предпринята. В ней закономерно увидели признак враждебных намерений. Конечно, и англичане не преминули ознакомиться с французскими портами.

Хотя десятилетний срок полномочий консулата истекал в 1810 году, в мае 1802-го сенат предложил продлить его еще на десять лет. Этот шаг одобрили 60 сенаторов; проголосовал против лишь граф Ланжюине, бывший жирондист. За этим последовали якобы стихийные, но на деле хорошо поставленные призывы принять новую (X года республики) конституцию, согласно которой Наполеон стал бы первым консулом пожизненно. «Вы постановили, чтобы я принес народу еще одну жертву, – лицемерно заявил Наполеон в сенате. – Я принесу ее, если глас народа велит сделать то, что вы сейчас утвердили своим голосованием»{1102}. Подобно Юлию Цезарю, дважды отказывавшемуся принять диадему – символ монархической власти, Наполеон хотел изобразить, что принимает пожизненные полномочия нехотя, под давлением. Это означало полный отход от революционных принципов, однако французы смирились. Сформулированный для плебисцита вопрос звучал так: «Будет ли Наполеон Бонапарт пожизненным консулом?» Результат (искаженный еще в большей степени, чем в феврале 1800 года, хотя нужда в том была еще меньше) составил 3 653 600 голосов за и 8272 – против{1103}. Это был первый во французской истории плебисцит, когда явка якобы составила более половины имеющих право голоса (хотя в некоторых районах несомненно двойное превосходство голосовавших за). Снова большая доля неграмотных сельских жителей не смогла проверить, как мэр заполнил их бюллетени{1104}.

2 августа Наполеона надлежащим порядком объявили пожизненным консулом с правом назначить себе преемника. «Он не был ни взволнован, ни надменен, – записал бонапартист лорд Холланд, пэр Англии, наблюдавший, как депутация сенаторов предложила Наполеону пост, – а вел себя с теми непринужденностью и обаянием, которые, безусловно, может дать лишь давняя привычка бывать в хорошем обществе»{1105}. Преемником Наполеона объявили Жозефа, но 10 октября 1802 года у Луи и Гортензии родился сын Шарль-Луи-Наполеон, о котором впоследствии говорили как о вероятном наследнике (хотя Луи, с присущим ему злонравием, сеял сомнение в собственном отцовстве). Теперь, когда Жозефине было уже почти сорок лет, Наполеон перестал ждать, что она родит ему наследника. «Я люблю тебя так же, как любил в первый день, – написал он ей в июне, когда она снова отправилась на курорт Пломбьер-ле-Бен (считалось, что горячие ванны помогают от бесплодия), – потому что ты мила и прежде всего нежна»{1106}. В предыдущий приезд Жозефины Наполеон призывал ее заботиться о «маленькой кузине», но все это было уже далеко от его любви «в первый день»{1107}.

Неурожай 1801 года привел к тревожному росту цен на продовольствие следующей весной, и 16 мая 1802 года Наполеон сказал Шапталю: «Я намерен принять все возможные меры, чтобы в городе не подорожал хлеб. Необходимо, чтобы директора суповых кухонь являлись к вам и вы давали им ежемесячно 12 000 франков (или больше, если потребуется), чтобы они удвоили, утроили раздачу… Не рассказывайте никому абсолютно ничего о таком деликатном деле»{1108}. С помощью этих мер и благодаря приличному урожаю 1802 года Наполеон предотвратил опасность,