Королевская кровь. Связанные судьбы - Ирина Котова

Свенсен выбирал занавески, скатерти и постельное белье, вспоминая, какие цвета она любила, и ткани – мягкие, светлые, льняные; закупался посудой, приобретал драгоценности – десятки украшений, россыпи жемчугов и бриллиантов. Все для нее. И заставлял себя не думать о том, что будет делать, если она откажется.

Снег похрустывал под ногами, пока он шел к воротам. Постучал тяжелым молоточком – звук вышел гулкий, звонкий, тяжелый. И стал ждать.

– Я за Тарьей, – сказал он матушке-настоятельнице, выглянувшей в маленькое окошко ворот. – Позовите ее.

– Я спрошу, – мягко произнесла настоятельница, – хочет ли она поговорить с вами.

– Не надо спрашивать, – прорычал Свенсен. – Скажите: я приехал, чтобы забрать ее домой. Если она не выйдет, клянусь Лесным Хозяином, я зайду за ней сам.

Матушка покачала головой, улыбнулась сочувственно и закрыла окошко. Сколько их, таких же нетерпеливых и отчаявшихся, приходило сюда, сколько грозилось сломать ворота, сколько пыталось проникнуть через стену. Но Синяя Богиня хорошо защищала тех, кто искал у нее крова. Никому не удавалось проникнуть внутрь Обители против ее воли.

Подполковник Хиль Свенсен

Хиль ждал. Долго, терпеливо, ходил туда-сюда, поглядывал на машину – там были приготовлены для его Тарьи теплая роскошная шуба, несколько коробок с сапогами на все размеры – как определить, какой ей нужен? Там лежали ключи от их дома. Обручальные пары. И свадебные, если успеют сегодня в храм.

Заскрипели шаги за воротами. Он собрался, сжал зубы. Уже знал и понимал, что ему скажут.

– Тарья не выйдет, – сочувственно произнесла матушка. – Она решила остаться здесь. Уезжайте, не мучайте себя.

– Я не уйду отсюда, – четко проговорил Свенсен, – пока она не откроет ворота.

Настоятельница остро взглянула на него.

– Она сказала, что не беременна.

– Мне все равно, – рыкнул он. И громко произнес ритуальную фразу для открытия пути в Обитель.

Ворота остались на месте.

– Уезжайте, – повторила настоятельница. И добавила печально: – Мне очень жаль.

Хиль не слушал – уже лез наверх по высоким и мятым бронзовым листам, цепляясь за обледеневший металл, отмораживая пальцы. Не указ нам богиня, да и все шесть стихий не остановят сейчас. Соскальзывал, срывая ногти, снова пытался, скрипел зубами, ругался. Если понадобится, то он притащит сюда тротил и взорвет эту преграду к чертям.

Попытки с десятой добрался наверх, подтянулся, начал перекидывать ногу – во дворе собрались послушницы, настоятельница сидела у горячего источника со статуей Богини и бьющего фонтана, наглаживая кота и глядя на упорного бермана. Качнулся вперед – и получил удар по корпусу такой силы, что отлетел на несколько метров к озеру. Ошалело помотал головой, поглядел на кровоточащие пальцы и снова пошел к воротам.

Сколько раз он поднимался наверх? По стене, по скользкому, покрытому ледяными потеками от жара его тела металлу? Сколько раз его швыряло о землю – так, что голова уже гудела, а из носа шла кровь, и спина ныла, и ребра? Сколько раз он оборачивался, бился о равнодушные створки с рычанием и злостью? Сколько раз просил, умолял богиню, чтобы пустила его?

Свенсен затих только к вечеру, когда сил не осталось, даже чтобы дойти до машины. Просто сел спиной к воротам, откинул голову и закрыл глаза.

Он весь месяц знал: Тарья не выйдет. И когда скупал ювелирные магазины, и когда выбирал кровать – знал.

Сердце болело так, что Свенсен не чувствовал левой руки, и он пошевелился неловко, повернулся боком и прислонился щекой к мятой бронзе. И заснул там, на снегу, ощущая, как немеют ноги и тело становится тяжелым, неподъемным. И презирая себя за то, как жалок и бессилен он сейчас.

После полуночи, под огромной круглой луной, что освещала блестящие ледяными слезами ворота, Обитель дрогнула и тяжелые створки застонали, открываясь. Через некоторое время вышла матушка-настоятельница, покачала головой, поглядела на сопровождающую ее женщину. Та, закусив губу, смотрела на бледного замерзшего мужчину, что лежал на снегу.

– Чего смотришь, – проворчала настоятельница, волоча тяжеленного мужика за линию ворот. – Помогай. Надеюсь, жив еще. И не отморозил себе ничего. Голову отбил точно, раз прям тут помереть решил. Первый раз такого упорного вижу. Чего не вышла-то? Вон какой здоровый, все ворота помял нам.

– Я мужа люблю, – неохотно ответила Тарья, хватаясь за обледеневшую куртку и помогая поднять грузное тело. Женщины под внимательным взглядом статуи Синей Богини дотащили Свенсена до скамейки. Ворота закрывались долго, с жутковатым воем.

– Мертвому твоя любовь ни к чему, – сердито сказала матушка. – Мертвых надо помнить. А любить – живых. Эх… давай-ка его сразу в источник. Там и согреется, и милостью Богини излечится. А потом сама выхаживать будешь. Это тебе послушание, сестра. За жестокосердие и обман.

– Как поняли? – тихо спросила Тарья, снимая с замерзшего куртку и рубашку.

– Я что, беременную за столько лет от небеременной не отличу? – строго сказала настоятельница. – Сказала ему, раз ты так решила. Грех на себя взяла. Эх, Тарья, Тарья. Мертвые не согреют тебя ночами и в старости. А этот, хоть и бешеный, – согреет. Ты слушай, слушай, глаза не отводи. Я еще от Богини за вмешательство получу, с месяц поститься придется. Но кто ж вас уму-то научит?

Баронесса Тарья-Катарина Лифтор

Подполковника, так и не пришедшего в сознание, осторожно погрузили в источник. Тарья разделась, села рядом, придерживая его и растирая сбитые кулаки, тело, смывая кровь с лица. Из окошек келий то и дело выглядывали любопытные сестры, шушукались между собой: виданное ли дело, мужчина в Обители и не по воле Богини! Источник пыхал паром, заволакивающим темный двор, светила луна, матушка то и дело выходила – то сообщить, что приготовила еще одну кровать, то поинтересоваться, как дела и не ожил ли еще упрямец.

Хиль не оживал. Но жилка на виске билась размеренно, лицо распарилось, покраснело, ссадины на костяшках потихоньку затягивались, и Тарья обняла его, уперлась ногами, чтобы не соскользнуть в воду, и, поколебавшись, положила голову на грудь – послушать сердце.

И сама не заметила, в какой момент оно застучало быстрее, а крепкие руки вдруг прижали ее к груди – не дернуться и не вырваться.

Но она и не стала вырываться. Мужчине, который готов умереть за право быть с тобой, можно дать шанс.

Понедельник, 21 ноября, МагУниверситет