Кононов Варвар - Михаил Ахманов

Довольно долго прожив на свете, я приобрел изрядный опыт, но квинтэссенция его проста и выражается двумя словами: люди – разные. Нет двух похожих среди нас; все мы отличаемся характером и обликом, умом и талантами, душевным складом, целями, мечтами и стремлениями. Мы по-разному гневаемся и торжествуем, любим и радуемся, а что касается диапазона умственных способностей, то он гораздо шире спектра физиологических отличий. В самом деле, есть люди смуглые и белокожие, есть лилипуты и гиганты, есть слабосильные и силачи – но что в том удивительного? Это отличия не качественные, а количественные, и все их можно описать, измерив в метрах, килограммах и единицах цветовой шкалы. Но как измерить расстояние между дебилом и гением? Больше того: как понять, где дебильность переходит в гениальность?..

Но, несмотря на все различия, мы близки в одном – в проявлениях горя. Горе есть горе, и я полагаю, что это самая универсальная эмоция во Вселенной, на всех мирах, где пробудился разум. Чувство потери, безнадежности и безысходности роднит нас с другими существами, совсем не похожими на нас, людей; мы счастливы по-разному, но одинаково горюем.

Я знаю. Я это испытал.

Майкл Мэнсон «Мемуары.

Суждения по разным поводам».

Москва, изд-во «ЭКС-Академия», 2052 г.

К поместью Чернова на улице Советской-Щучьинской Ким прибыл в девятом часу утра. Оказалось, слон не может все время мчаться, как марафонец-стайер или орловский рысак, не приспособлены для этого слоны – бег они чередуют с неторопливым шагом, а шаг – с остановками для поедания березовых веток, травы и другого подножного корма. Само собой, можно было бы поторопить животное через внедренный инклин, но Трикси такого не советовал, заметив, что все должно свершаться естественным путем. Так, чтобы не утомить Облома, чтобы он прибыл к стене и вратам свежим, отдохнувшим и мог продемонстрировать всю мощь и силу слоновьей ярости.

Поэтому Ким не торопил слона, а, покачиваясь на могучем загривке, наслаждался прогулкой, беседовал с Трикси на философские темы и мечтал о том, как повезет обратно Дашу и как будут они целоваться у всех километровых столбиков. Ночное шоссе было пустынным, по его обочинам то шелестел лесок, то расстилались поля, то вставали домики с темными окнами, и лишь иногда, мимо или навстречу, проносились машины, все больше роскошные иномарки. «Оно и понятно, – думал Ким, – ведь у владельцев этих тачек дела всегда неотложные и спешные: не доберешься к сроку куда нужно, другой обскачет и загребет».

Пять или шесть шикарных «БМВ» и джипов промелькнули, словно гонимые ветром призраки, оставив аромат бензина и нагретого металла. Облом каждый раз пыхтел, неодобрительно мотал головой и косился на деревья – было у него желание вывернуть ствол покрупнее и бросить на асфальт, чтоб всякие шустряки не портили прогулку. Машины, однако, мчались прочь с похвальной быстротой, а их водители не обращали на слона внимания – подумаешь, невидаль, слон! Впрочем, и среди них нашелся любопытный: шестая или седьмая тачка из обогнавших Облома вдруг круто завернула и встала нос к носу – вернее, радиатор к хоботу.

Из тачки вылез молодец в прикиде от Кардена, заложил за спину руки и уставился на путников. Облом, помахав ушами и недовольно фыркнув – мол, чего гулять мешаешь! – направился было в обход, но Ким его притормозил. Мало ли что за случайность у человека! Может, проблемы с глушаком, и надобно перевернуть машину и поглядеть, на месте ли он или уже отвалился.

Но с глушаком у молодца был, видимо, порядок. Закончив осмотр, он надул щеки, со свистом выпустил воздух и проблеял:

– Здоровый корефан, в натуре! Твоя скотинка, мужик?

– Это слон, не скотинка, – объяснил Ким.

– Так я не о том толкую. Я толкую – твой или не твой?

– Мой. У меня слонятник, ферма такая под Гатчиной.

– А лыжи навострил куда?

– В Мурманск. Там, понимаешь, в вечной мерзлоте мамонтиху откопали и аспирином оживили. Теперь проблема у них: мамонтиха есть, а мамонта нет! Вот, еду спариваться.

– Фуфло двигаешь?

– Какое фуфло! Слон от страсти аж трясется! Ты сбоку, сбоку загляни… между задними ногами…

Молодец заглянул и с уважением присвистнул:

– Да-а… Пожарный шланг, реально! Слушай, мужик, а не продашь скотину? Бабки хорошие отвалю.

– Бабок не хватит, – бросил Ким с высоты слоновьей шеи.

– Это у кого не хватит? – обиделся молодец. – Это у меня не хватит? Да у тебя вальты гуляют, блоха слоновья! Кароче, пол-лимона возьмешь? «Зелеными»? Я, если глаз положил…

– Как положил, так и снимешь! – рявкнул Кононов. – Ну-ка, с дороги, хмырь! Меня в Мурманске ждут за государственным делом, восстановлением мамонтов, а ты мне тут динаму крутишь! Не мельтеши и отвали!

Облом грозно протрубил, шагнул вперед, но молодец не шевельнулся – стоял, подпертый своей тачкой, и делал пальцы веером.

– На понт берешь, веник сраный? Ну-ну… Знал бы, с кем связался! Да я тебя…

Ухватившись руками за клык и свесившись с шеи Облома, Ким негромко произнес:

– Знать не знаю, что ты за падаль, и знать не хочу. Прочь с дороги! Не слышал, что ли, кто в моем слонятнике главный акционер? Анас Икрамович Икрамов!

Молодец побледнел, скукожился, проблеял: «Ясно!» – юркнул в машину и умчался на четвертой передаче.

– Вот, – сказал Ким, постукивая по слоновьей шее пятками, – теперь я в курсе, чего ты, парень, стоишь. Полмиллиона, надо же! Но я тебя и за миллиард не продам. К чему мне миллиард? Мне Даша нужна со всем ее милым семейством, а ты ведь тоже член фамилии. Облом Варварьевич Тальрозе-Сидоров!

Слон одобрительно фыркнул, сунул в пасть пучок травы и двинулся дальше, мимо Дибунов и Белоострова, Солнечного и Репино прямиком в Комарово. Мерцали звезды, струилась над Финским заливом летняя светлая ночь, и, быть может, кто-то не спал в ее хрустальной тишине, не занимался любовью, не пялился в телевизор, а смотрел в окошко и видел, как шествует по улице огромный слон, как, робко тявкнув, прячутся собаки, как сверкают в лунном свете бивни, змеится хобот, топорщатся веера ушей. Мираж? Иллюзия? Возможно, возможно… Но дрогнула почва под тяжкой ногой, звякнула в кухне посуда, заколыхались занавески, низкий трубный звук родился и растаял в воздухе…

Ким улегся на спину, свесил руки, коснулся ладонями бугристой слоновьей кожи и глубоко вздохнул. Серый небосвод с луной и тусклыми россыпями звезд раскачивался над ним, медленно проплывали ветви тополей и сосен, столбы с проводами и крыши домов с антеннами и трубами, теплый ветер, примчавшись с залива, гладил и ласкал лицо. Где-то там, в вышине, в центре Галактики, в десятках тысяч светолет от Солнечной системы и Земли, кружился вокруг светила чуждый мир, чьи обитатели были подобны ртутным каплям, не знали радостей любви, зато умели перемещать свое сознание, делить его на части, обмениваться ими и даже размножаться таким невероятным способом. Поразительно! Однако и тут, на Земле, есть чему поудивляться. Вот, например: ты неподвижен, ты не летишь куда-то и не выкидываешь странных фокусов с сознанием, но погружаешься в миры, которых вовсе не было, в отличие от мира Трикси, который все же существует. В миры Стругацких и Хайнлайна, Ефремова и Фармера, Желязны и Урсулы Ле Гуин… И, наконец, в мир Конана…