Опасный поцелуй - Джефф Эбботт

– Ты собираешься, наконец, рассказать, что же все-таки произошло там, в Бомонте?

– Господи, да перестань ты ворчать! – воскликнул Гуч. – Ни один волосок с их святых для тебя маленьких задниц не пострадал.

– У тебя есть друзья среди полицейских Бомонта?

– Послушай, я ведь сейчас не на трибуне для свидетелей в зале суда. – Гуч замолчал, всем своим видом показывая, что тема закрыта, но после непродолжительной паузы осведомился: – Так что же ты, собственно, собираешься выяснить у этой загадочной женщины, которой так часто звонил Пит?

– Судя по разговору, она ожидает от Пита денег. И она, как я догадался, не знает, что Пит погиб.

Гуч немного приоткрыл окно, и в Машину ворвался насыщенный аромат соснового леса, смешанный с запахом бензина.

– Может, я немного поведу? Ты не устал?

Уит кивнул. Они остановились на обочине, и Гуч сел за руль. Уит занял пассажирское сиденье, чувствуя себя слишком возбужденным и пытаясь расслабиться. Разматывающаяся, словно клубок, ночная дорога вскоре успокоила его, и он заснул.

Друзья остановились передохнуть в каком-то дешевом мотеле у шоссе около двух часов ночи; встали в семь утра и приехали в Миссатук – городишко в трех милях от главной магистрали, с одной ухабистой главной улицей и двумя светофорами – к девяти часам в субботу. Миссатук был настолько мал, что любой местный адрес можно было легко уточнить в продуктовом магазине.

Кати Бро жила в доме 302 по Коттон-Крик-роуд. Дом был кирпичным, на две квартиры, в очень скромном окружении: ничего другого Миссатук предложить не мог. Во дворе основное место занимали плохо ухоженные клумбы, а на площадке перед крыльцом стояла целая толпа разноцветных фигурок гномов.

– Нужно быть осторожными, – предупредил Гуч. – С теми, кто собирает у себя на лужайке таких гномов, шутки плохи.

Уит позвонил в дверь. Ответа не последовало. Он снова позвонил, потом начал стучать. Опять тишина. Через какое-то время из соседней квартиры на бетонное крыльцо, служившее общей верандой, вышла женщина. На ней был пурпурного цвета свитер для бега и спортивные брюки. В руках она держала чашку с кофе. Она была высокой, с иссиня-черными волосами, завязанными в жидкий конский хвостик, и с крайне неприятными редкими волосками на подбородке.

– Еще чертовски рано, чтобы тарабанить людям в дверь, – заметила женщина сердитым и не вполне трезвым голосом.

– Извините нас, – сказал Уит. – Я – судья Уит Мозли из мирового суда округа Энсайна, что вниз по побережью, а это мой помощник…

– Доктор Гучински, – перебил его Гуч, и Уиту с трудом удалось сохранить на лице бесстрастное выражение. Доктор… Ну да. Помоги нам, Господи.

– Я разыскиваю Кати Бро, – пояснил Уит.

Женщина сделала глоток кофе и поинтересовалась:

– А что вам от нее нужно?

– На территории, находящейся под моей юрисдикцией, было обнаружено тело – человек покончил с собой. А перед этим умерший несколько раз звонил ей по этому адресу, – Уит старался быть предельно вежливым, чтобы расположить к себе женщину. – Мы сейчас пытаемся выяснить причины самоубийства и подумали, что мисс Бро могла бы рассказать нам о его психическом состоянии.

Женщина заморгала.

– А кто этот человек?

– Его звали Пит Хаббл. Это имя о чем-нибудь говорит вам?

– Ну а документы у вас какие-нибудь есть? – спросила она, не отвечая на вопрос.

Уит вытащил ламинированную карточку с указанием его имени и должности. Он не оставил ей свою обычную визитку, потому что не хотел, чтобы она звонила властям округа Энсайна. Бадди Бир, будь ему предоставлен хоть малейший шанс, тут же принялся бы трубить о всяких сумасбродных выходках, которые Уит устраивает непосредственно перед выборами.

Она внимательно изучила карточку и вернула ее Уиту.

– Кати на работе, вкалывает в две смены. Это отсюда минутах в десяти-пятнадцати. Я могу дать вам адрес.

– Спасибо, – поблагодарил Уит.

Женщина вернулась с листочком бумаги, на котором впопыхах написала пояснения: «Ехать по 363-му шоссе до границы Луизианы, где оно переходит в шоссе Луизиана ФМ 110, затем все время прямо, пока не приедете в Дэшей. Дом для престарелых «Мемориальные дубы» будет на втором светофоре направо».

Дэшей, штат Луизиана. Дом для престарелых. По спине Уита прокатился холодок.

– Спасибо, – сказал он.

– А у нее самой никаких проблем не будет?

– Нет, думаю, нет, – соврал Уит.

– Потому что она очень добросовестный постоялец, – добавила женщина, как будто в Миссатуке такие люди были на вес золота.

– Меня и самого всегда восхищает своевременность внесения квартплаты, – откликнулся Гуч. – Еще раз большое вам спасибо.

Женщина закрыла дверь, и они вернулись к «форду» Уита.

– Дом для престарелых в Дэшей, – задумчиво произнес Уит. – Это место, откуда пропала та девушка, Бэлью, кошелек которой нашли у нас в пригороде. Ее фотография была напечатана на синих листовках, мне об этом деле говорила Клаудия. Я не думаю, что это совпадение.

Они летели в глубь Луизианы, превышая ограничение скорости на тридцать миль в час.

Дэшей был городком, которых по всей Америке десятки тысяч: набор всевозможных нездоровых забегаловок «фаст-фуд», неоновая реклама кафе, где жарят пончики, пара заведений со стриптизом, переполненный магазин мебели с пластиковым покрытием, товары, выставленные даже на автостоянке, и пять автозаправочных станций выстроившихся вдоль главной дороги.

«Мемориальные дубы» находились на самой окраине городка, в парковой зоне. Бетонные дорожки по краям были выложены кирпичом цвета речного ила, под окнами стояли плохо подстриженные кусты японского самшита. Сам дом не выглядел каким-то грязным или неопрятным – он был просто мрачным: печальный финал музыкальной пьесы для жизни в ее последнем движении.

– С пожилыми людьми в этой стране обращаются презрительно, – заметил Гуч. – Когда мне стукнет шестьдесят, я поеду в Китай: там стариков уважают.

– Ненавижу дома для престарелых, – негромко сказал Уит. – Они напоминают мне автомобильные стоянки только для людей.

– Может, лучше умереть молодым? Я могу позвонить Энсону и узнать, нет ли у него желания снова вплотную заняться нами.

Когда они в справочном окошке спросили о Кати Бро, суровая дежурная кивнула в направлении холла, находившегося слева от вестибюля.

– Она там, в комнате с телевизором. Вероятно, занимается кормежкой, – сказала женщина.

По пути Гуч шепнул Уиту:

– Кормежкой… Из лоханки, что ли, кормит?

Комната была большой, но старомодной; главное место здесь занимал новый сияющий телевизор, манивший радостями мира, которые остались за этими стенами. Показывали какое-то дурацкое утреннее ток-шоу, где мамаши переделывали своих напыщенных, одетых, как панки или уличные хулиганы, дочек в белых и пушистых дебютанток. Несколько пациентов, укрыв колени одеялами, пустыми взглядами уставились на экран, полностью сосредоточившись на происходящем и не замечая угнетающей обстановки комнаты. На столе в ожидании игроков лежали блестящие костяшки черного домино. Никакой нянечки они здесь не встретили. Когда они вошли, одна из пациенток, которой было явно за семьдесят, подняла на них глаза и понимающе улыбнулась. Она читала «Антологию английской литературы» Нортона; заложив в огромную книгу свой костлявый, покрытый пятнами палец, она во второй руке держала увеличительное стекло.