Новая Зона. Синдром Зоны - Сергей Клочков

– Покурить бы… таблетку, доктор… – послышались стоны. – Немножко, ну что вам стоит… есть же, точно есть…

– Сдохну сейчас, реально сдохну… – прохрипела худая, высокая женщина с исцарапанным горлом. – Отпустите, а? Сил нету…

– Отойдите все. – Пенка повернулась к нам. – Я пробую. Им плохо. Очень. Покой.

Мягко, протяжным, влажным шумом заложило уши. Мир потемнел, и все краски выцвели до едва различимых, пастельных тонов. По телу от самих кончиков пальцев разлилась покалывающая, шерстяная слабость, вдруг захотелось спать. Проф подхватил разом ослабевшего хирурга, впрочем, сохранившего сознание, и мы помогли вынести его из комнаты. Стоны стихли. Девушки, все как одна, тихо засопели, погрузившись в глубокий сон. Пенка медленно ходила мимо коек и, надолго замирая у каждой пациентки, прикасалась к их головам боевой рукой.

– Им спать. Много спать надо теперь. – Иная сказала это очень тихо, или же мне это так послышалось сквозь прибой в ушах. – Плохой ум. Сильная боль. Большая жажда. Страшно. Сломанный ум. Я останусь здесь этой ночью. Можно починить плохой ум. Будут думать хорошо.

– Потрясающе… невероятно… – выдохнул Костоправ.

– Смотри, врач, сделай, чтоб спали. Плохой ум сломан, хороший нет еще. Спать долго им, тогда хорошо. – Пенка подняла лицо, и я заметил, какой действительно бездонной, космической чернотой окутался левый глаз, к которому словно бы протянулись тени из всех углов, а сам воздух комнаты сгустился и почернел. – Спать им много надо.

«Лунь, скажи. Я видела их память. Я теперь знаю. Человеку это сделал человек. Страх, смерть, боль, сломанный ум. Я понимала, что человек ненавидит других, боится чужих, поэтому люди стреляют в таких, как я. Но люди ненавидят своих сильнее, чем нас. Не понимаю. Это труднее, чем говорить, чем знать слова».

Пенка ждала ответа. Гуляла темнота под потолком, мир забывал свои краски, тени закручивались вокруг Иной в черную пушистую галактику, а она все ждала, что я отвечу на ее вопрос. Спросила бы ты чего-нибудь полегче, Пеночка. Надеюсь, не видишь ты сейчас в моей памяти жадные, навыкате, зенки барыг, что столько лет жрали и пили с нашей смерти. Не видишь, как задумчиво смотрит на редкий артефакт случайный напарник, не видишь скелет в научном комбинезоне с простреленным рюкзаком у сталкерской тропы. Звери мы, Пеночка. Озлобленные, дикие, кровавые обезьяны. Вот только признаваться тебе в этом не хочется. Да и себе, в общем, тоже, хоть и мелькает уже, шелестит кровавыми страничками подлый альбом. Мол, ты на себя, Лунь, посмотри сначала, прежде чем зверями-то разбрасываться. Тоже мне, моралист хренов.

«Мы бываем злыми, Пенка. Правда, бываем очень злыми гадами. Поэтому ты, пожалуйста, берегись нас. Не Зотова, не меня с Хип, а так, вообще… к людям не подходи. Не надо».

Пенка не ответила, я только почувствовал «обрыв» контакта. Псионик молча отвернулась к спящим девушкам и замерла в привычной своей манере – тонким, каменным изваянием на фоне стены. Постояв еще немного у двери, борясь с сильной сонливостью, я не дождался больше ни слова.

* * *

Пенка вернулась наутро, с рассветом. Тихо, почти бесшумно она вошла в дом, несколько минут постояла, прислушиваясь к чему-то, затем сбросила плащ и уселась на край постели.

– Привет, Лунь. Привет, Хип. Я постаралась.

– Здравствуй, Пеночка. Как успехи? – спросил я, рассматривая экран ПМК – до сигнала будильника оставалось еще двадцать минут.

– Не получилось полностью. Все не починила, но много. Они теперь думают лучше. Болеют меньше. Могут выздороветь.

– Спасибо, родная.

– Прохоров. Он говорил со мной ночью. Говорил вчера, – заявила Иная. – Он знает, что я недалеко. Ждет.

Я почувствовал легкий озноб. Хип проснулась, приподнялась на локте, спросила:

– Скажи, Пеночка, что он говорил?

– Не сказать точно, нет слов. – Пенка кивнула. – Он говорил чистую мысль. Он ждет. Он передать хочет важное. Но он чужой теперь. Не человек совсем. Он изменен очень сильно, Хип. Сильнее, чем ты. И даже сильнее, чем Лунь. Очень сильнее. Больше не человек. Его ведет Фреон, ведет далеко отсюда. Другая грань, другой мир. Ищут путь. Знают.

Пенка дотянулась до моей руки, сжала ее слегка, улыбнулась.

– Ты помоги мне, друг. Чужая Зона тут. Молчит она. Плохо слышу ее, долго привыкать, долго слышать, совсем долго знать ее. Надо идти. Ты веди. Я привыкаю. Мало времени. Такие, как я, не рождались здесь. Рождались другие. Надо идти.

В комнату вошел Зотов.

– Я подготовил свой рюкзак, сталкер, – профессор кивнул в угол комнаты. – Знаю, что половину ты потребуешь выкинуть, но, право, я гораздо крепче, чем выгляжу, Лунь. И я, в общем, готов.

«Багаж» Зотова, впрочем, не показался мне слишком тяжелым – Проф довольно грамотно распределил груз в рюкзаке, где помимо научного оборудования нашлось место и действительно необходимым в походе вещам. Чувствовалась, определенно чувствовалась значительная практика полевого ученого, отшагавшего по Зонам многие километры.

– Проф, возьмете мою «Сайгу»? Не могу сказать, что ваш ПСМ действительно подходит для Зоны, – предложил я.

– Разумеется, Лунь. Знакомое оружие, управлюсь, – улыбнулся Зотов. – Единственно, если взять еще и патроны, то, боюсь, придется пожертвовать запасом воды…

– Не беспокойтесь, профессор. Кажется, у нас есть решение этой проблемы. – Я достал из своего рюкзака пластиковую банку с «мертвым перстнем».

На словах описание его работы я уже слышал. Но принять все на веру, не испытав артефакт заранее, я был, конечно, не готов. Нужен был эксперимент.

За домом, в небольшом, заросшем хвощом и рогозом прудике я набрал ведро зеленоватой воды с отчетливым болотным запахом, выбросил налипшую ряску и крупный мусор. Не занося в дом, поставил ведро на порог и аккуратно открыл банку с артефактом.

Качающееся на леске неровное, бугристое, словно изжеванное кольцо ярко заблестело под солнцем золотистыми и рубиновыми бликами. В дневном свете стало заметно, как взялся прозрачным, серебристым дымком воздух вокруг «перстня», а солнечные лучи преломились тонкой каемкой радуги. М-да… спасибо, конечно, Сибиряку за предупреждение, но за себя точно скажу – не взял бы я эту штуку незащищенной рукой. Однозначно не взял бы.

– Посмотрим, Проф, как оно воду чистит. – И я, придерживая леску крепким пластиковым пинцетом, медленно опустил аноб в зеленоватую жидкость.

Несколько секунд ничего не происходило, разве что поверхность артефакта взялась несколькими серебристыми шариками воздуха. Затем вода разом побелела до молочного цвета, послышалось ровное шипение тысяч пузырьков. Растворенные газы, видимо, поднялись на поверхность, отчего в воздухе на секунду разнеслось легкое амбре сероводорода. Когда пузырьки пропали, я увидел, как на дно крупными черными хлопьями падает плотный осадок. Сама вода стала удивительно прозрачной, но при этом маслянистой на вид. Подержав «мертвый перстень» в ведре еще несколько минут, я аккуратно вытащил его и положил на деревянную лавку. Несколько капель, упавшие с артефакта на листья подорожника, оставили на них быстро чернеющие пятна. Аккуратно слив воду с осадка в два походных котелка, я дождался, пока странный блеск прекратится. И, выдержав еще пять минут сверх рекомендованных, аккуратно плеснул уже очищенной водой на зеленую траву. Листья не почернели.