Княжна Тараканова. Жизнь за императрицу - Марина Кравцова

– Марья Семеновна, не находите ли, что Нескучное – это рай земной, преддверие рая небесного?

– Николай Сергеевич, не кощунствуйте! – Марья Семеновна нахмурилась и покачала головой.

– Я? Кощунствовать? Помилуйте! Но, господа, с вами от скуки умрешь, – Николенька легко поднялся с земли, закусывая травинку. – Я – верхом. Кто со мной? Александр Алексеевич?

Чесменский пожал плечами.

– Я с вами, – неожиданно сказала Марья Семеновна.

– О!

– Не мечтайте! Просто тоже захотелось размяться.

– Размяться? Очаровательно в ваших устах, Марья Семеновна! Амазонка! Ну, голубушка, душенька, не хмурьтесь, не сердитесь на дурака.

– Дурак и есть, – дама полоснула мальчишку самым язвительным взглядом, на какой была способна.

– Договорились, – пробормотал Саша.

– Скажу Сергею Александровичу, он вас выпорет, – это было кинуто очаровательной дамой уже с седла.

– Согласен, если обгоните! – расхохотался Николенька.

– Ну, погодите же, я вам покажу, – рассмеялась в ответ Марья Семеновна.

Умчались. Саша Чесменский задумчиво поглядел им вслед, безо всякого впрочем, интереса, при этом обнимая жену за плечи одной рукой. Его красивое утонченное лицо нисколько не походило на лицо отца, Алексея Григорьевича Орлова…

– Самая прекрасная амазонка на свете! – кричал Николенька вслед Марье Семеновне, тщетно пытаясь ее нагнать. – Это все орловские лошади…

– Это все то, что вы не в отца и ездить верхом вовсе не умеете! – парировала Марья Семеновна.

– Благодарю вас!

Теперь их лошади шли шагом бок о бок. Марья Семеновна провела рукой по разгоряченному лбу.

– Нет, я еще не видел зрелища прекраснее, чем госпожа Бахметева верхом!

Бахметева вновь нахмурила тонкие брови, но тут же расхохоталась.

– Выпороть вас, несомненно, выпороть! Николенька, вы с ума сошли, я же намного старше вас.

– Разве это может помешать обожать вас? Годы – помеха ли любви? Вот ведь и Алексей Григорьевич старше вас на тридцать лет.

Их взгляды пересеклись, и Николенька прикусил язычок, да поздно было. Марья Семеновна вспыхнула, напряглась, и юноше показалось, что сейчас она поднимет свой хлыстик и… Но Бахметева уже вновь неслась вскачь, потом круто развернула лошадь и помчалась по направлению к дому. Николенька, тихо ехавший вслед за ней, скоро потерял амазонку из виду. Его лицо пылало от стыда.

– Но ведь я не хотел ее обидеть, – шептал он, чуть не плача.

Молодая компания была уже дома. Алексей Григорьевич, увидев Марью, только руками развел.

– Душенька, где ж ты так растрепалась?

Он отер ее лоб, к которому прилипли черные колечки тонких кудрей. Она молчала. Вскоре явился Николенька.

– Батюшка, я не сын кавалериста, – траурно объявил он бывшему тут же Ошерову. – Марья Семеновна меня обскакала!

– Маша, ты скачки устраиваешь? – удивился Орлов.

– Мы, батенька, вели себя смирно, по деревьям не лазали, – Бахметева сделал гримаску. Орлов привлек ее к себе и поцеловал в лоб.

– Иди, умойся, запарилась. Жара-то какая. Нельзя уж так-то…

Он что-то шепнул ей на ухо, прижался губами к виску.

– Оставь, Алексей Григорьевич, – вскрикнула вдруг Марья, нервно одергивая белопенные манжеты. – Ухожу!

– Матушка моя, да что ты?!

Но Марья Семеновна, прошуршав пышными юбками, гордо подняв голову с высокой прической, скрылась за дверью.

– Сестрица! – тоненько позвала ее растерявшаяся Анюта. Ответа не было. Алехан помрачнел. Бахметева была самым непредсказуемой женщиной из всех, что он знал.

– Теперь, глядишь, и приступ меланхолии случится, – пробормотал Орлов. – А может, и блажить начнет, – это было сказано уже совсем под нос, так что никто и не расслышал.

Сергей Александрович решил, что самое лучшее откланяться…

Они ехали с Николенькой верхом.

– Что у тебя там с Бахметевой? – спрашивал Сергей Александрович сына. – Мне что-то Чесменский намекал…

– Ах, этот Саша! – с досадой воскликнул юный Ошеров. – Ровным счетом ничего, папа! Марья Семеновна…

– Ну, мы с Алексей Григорьевичем тоже не дураки, видим… С ума ты спятил, что ли? Выпороть?

– Батюшка!

– Что батюшка?

– Меня сегодня уж и Марья Семеновна стращала, что, мол, пожалуется, выпорют… Отец, а почему Алексей Григорьевич на ней не женится?

Ошеров приостановил лошадь, пристально глянул на сына.

– Папа, не сердитесь! – опередил Николенька. – Я ведь не ребенок, вижу все. Она живет у него, будто старшая дочь, и Анюта любит ее, зовет сестрицей. Но ведь…

Он смутился и замолчал. Сергей Александрович вздохнул.

– Да, Николай, жаль их обоих, – произнес он после некоторого раздумья. – Марья Семеновна – урожденная княжна Львова. И не ее вина, что муж ей достался негодяй. На много лет ее старше и, кажется, взрослого сына имеет от первого брака, а едва ли не на глазах у жены молодой такое устраивал… При тебе, мальчишке, и вымолвить стыдно. Алексей Григорьевич тоже старше ее на целых тридцать лет. Но это Орлов! Они полюбили друг друга, и в один прекрасный день бедная Марья Семеновна, не выдержав издевательств мужа, сбежала из дома. К Алексею Григорьевичу. Конечно, ей тяжко переносить свое положение, конечно, ее осуждают. И Орлову тяжело. Да и нрав у нее не сахарный…

Тут Сергей Александрович призадумался. «Вот ведь, судьба. Орловы, такие умники, красавцы, такая слава, а счастья семейного так и не вкусили всласть. Ни Григорий, ни Алексей, ни Федор. И сыновей законных не родили, наследников фамилии. Да, в сем мне больше их повезло. Хоть с женой и не заладилось, а вот он, отпрыск…»

Он ласково глянул на сына – свою утонченную, омоложенную копию. Но вслух сказал:

– Так что не лезь ты туда, Колька, с глупостями. Там и без тебя шума много.

– Пусть хоть кто-нибудь посмеет при мне обидеть Марью Семеновну, – с жаром воскликнул Николенька, – или дурно о ней отозваться!

Старший Ошеров покачал головой и вдруг улыбнулся.

– Значит, к самому графу Алехану в соперники? Силен! А знаешь что, Коленька? Все-таки я тебя выпорю…

* * *

…Екатерина Алексеевна прожила без Потемкина пять лет. Многие вспоминали после, что в эти года она ослабела, хоть и крепилась, силы ее стали иссякать, а рвение к государственным делам охладевать. Она и сама это замечала, и пыталась бороться со своими годами, с болезнями, с тоской, то и дело сдавливающей сердце при воспоминании о светлейшем. Иногда, занимаясь делами, государыня ловила себя на том, что думает невольно: «Посоветуюсь с Григорием Александровичем». И болью отзывалась горькая реальность – уже не посоветоваться. Отдохновение и утешение Екатерина находила теперь в любимом труде – в работе над русской историей. Но, отрываясь от прошлого, все еще пыталась заглядывать в будущее. Освобождение греков и славян от турок, полное покорение гордой Порты, святой крест в Стамбуле – Константинополе! – над Софией… «Свершится!» – уверяла она себя. А сердце ныло: «Нет Потемкина. Без него ничего не свершится…»