Былое и выдумки - Юлия Винер

Моя первая ночь в роскошной гостинице «Дрейк» (теперь она уже не существует) на Пятьдесят шестой улице в Манхэттене была чистый, неразбавленный кошмар. Начать с того, что Джерри подвез меня к дверям, сказал:

– Никуда не выходи. Еду можешь заказать в номер.

И отчалил.

А как попасть в этот номер? Как про него спрашивают? Как объяснить, что номер тут для меня заказан? Наверняка для этого имеется стандартная фраза. А что, если меня не поймут? А я не пойму, что мне ответят? И меня не пустят?

Я стояла перед дверью и думала, пока швейцар не спросил, чем он может мне помочь. Тогда я вошла, подошла к стойке и, ничего не говоря, положила перед сидевшим там молодым человеком мой паспорт в развернутом виде. Молодой человек приветливо мне улыбнулся, сказал «хелло» и что-то спросил. Я уже убедилась, что американского языка не понимаю (Джерри говорил с английским акцентом и медленно). Поэтому тоже сказала «хелло» и кивнула. Молодой человек изучил мой паспорт, посмотрел в своей книге, что-то сказал и дал мне лист бумаги и ручку. Бумагу, видимо, следовало заполнить, там были разные вопросы, но я боялась сделать какую-нибудь непоправимую ошибку и помотала головой. Молодой человек опять улыбнулся и сделал рукой жест, как бы ставя подпись. Я подписалась внизу бумаги. Молодой человек отдал мне мой паспорт, затем снял с доски у себя за спиной ключ. Но протянул его не мне, а пожилому мужику в ливрее, который тут же подбежал, схватил ключ, схватил мой чемодан и повел меня к лифту.

Следующее испытание ждало меня в номере. «Бой» ввел меня в номер, зажег свет, положил мой бедный чемоданишко на специальную подставку, задернул шторы и стал посреди комнаты, свесив руки по бокам. А я стояла напротив и ждала, когда он уйдет. А он не уходит и не уходит. До меня наконец дошло, что он ждет чаевых. Хорошо, но сколько надо? Мало дать – стыдно, много дать – жалко. Решила, что хватит с него доллара. Но в сумочке у меня две двадцатки и десятка. Неужели отдать ему целую десятку?!

Все решилось очень просто. Я протянула ему десятку и сказала: «Один доллар». Он охотно взял, живо дал мне сдачу, поблагодарил и откланялся. Позже выяснилось, что можно было дать полтинник (в те давние времена), но это было бы уже свыше моих сил.

Посидев и покурив, я почувствовала, что очень хочу есть. Надо заказать еду по телефону, но как? Очередная пытка. Что положено говорить? И что заказывать? Покопавшись в проспектах, лежавших на столике возле телефона, я нашла карточку, где стояло «room service» с номером телефона и дальше меню. На мое счастье, все блюда шли под номерами, можно было не произносить названия. Я выбрала себе суп-пюре и бифштекс с зеленым горошком, номер три и номер семь. А затем с полчаса в тоске бродила вокруг телефона, придумывая обращение к телефонистке. Становилось поздно, я боялась, что мне вообще ничего не дадут. Так ничего и не придумав, я отчаянно крикнула в трубку:

– Я хочу есть!

Любезный женский голос ответил мне:

– Да, разумеется. Номер комнаты?

А я даже и не посмотрела, какой у меня номер.

– Подождите минутку!

– Подожду.

Сбегала в коридор, посмотрела номер, сказала. Перечислила номера нужных мне блюд. Она поблагодарила и быстро произнесла еще какое-то коротенькое слово. С вопросительной интонацией. Надо отвечать – а неизвестно что. Молчу. Она опять спрашивает: хотите ли вы каких-нибудь…? Хочу ли? Ничего я не хочу, только поскорее отвязаться.

– Нет, нет, спасибо!

Пока дожидалась еды, вертела в уме коротенькое слово, сказанное телефонисткой, и вскоре догадалась: fruits! Она спрашивала, не хочу ли я каких-нибудь фруктов! Конечно, я хотела. Хотела персик и грушу. Но было поздно. Не звонить же второй раз. Тем более, что забыла, как будет по-английски и то и другое.

Вручение чаевых служителю, который привез мне тележку с едой, прошло уже легче. К тому же у меня теперь были отдельные доллары.

Трапеза была отдохновенна и прекрасна. Суп, правда, пересоленный, но свежий зеленый горошек! И мясо, чудное, мягкое американское мясо! И главное, ничего больше не надо выяснять, ни с кем больше не надо говорить. Можно спокойно поесть, принять душ и лечь спать. Или телевизор посмотреть.

Не тут-то было! Испытания мои далеко не закончились.

Я всласть помылась, не жалея воды (не в Израиле, можно не экономить), а когда стала вылезать из кабинки, обнаружила, что весь пол в ванной залит водой. И в комнату уже натекло порядочно. Вода стояла и в положенную ей дырку не утекала.

Я кое-как прошлепала в комнату, добралась до телефона, нашла на столике номер reception, позвонила. Выбирать слова уже было некогда, я назвала номер комнаты и сказала:

– Вода из душа не уходит (water from shower does not go).

Он, разумеется, не понял:

– Куда не уходит? (does not go where?)

– Никуда.

– У вас нет воды в душе?

– У меня много воды в душе.

– В чем тогда проблема?

– Вода стоит на полу.

– А, понятно! Я пошлю человека.

Не стану больше описывать, как я дожидалась «человека», как часть моих вещей подмокла, а уж обувь так насквозь. И как меня заставили перейти в другой номер, что сопровождалось многим непониманием с обеих сторон, и как снова и снова вставал вопрос чаевых. Спать я легла поздно, измученная вконец, заснуть не могла из-за временнóй разницы, а едва заснула, меня разбудил звонком Джерри.

Он таки меня продал.

Он продал меня организации под хитрым названием «Объединенный Еврейский Призыв». Кого и что она объединяла, я не знаю, но призыв у нее был один: евреи, давайте деньги. Деньги предназначались для местных нуждающихся, а в основном для помощи Израилю. Ну, и еще, наверно, кое на что, но этого мне не объяснили. А поскольку одним только призывом заставить евреев раскошелиться было трудно, вот и требовались такие просители, вроде меня. Которые могли нескладно, но трогательно рассказывать про себя, про трудности отъезда из СССР и про Израиль. Собирали в небольшом зале полсотни состоятельных евреев и выпускали на сцену свеженькую израильскую иммигрантку, в ее чистенькой убогой одежке, с ее корявым английским, с ее растерянностью и неуклюжестью. По всем этим параметрам я подходила идеально, и «Призыв» весьма охотно откупил меня у Джерри. И, видимо, недешево откупил, потому что Джерри сразу стал со мной мил и любезен.

И начала я ездить по градам и весям Соединенных Штатов. С востока на запад, с севера на юг и обратно. Сколько раз меня сажали в самолет, на поезд, в автобус, возили на разных машинах – не сосчитать. И везде я вставала перед солидными, благополучными американскими евреями и декламировала свою легенду. Легендой я это называю не потому, что вранье, а потому, что рассказ мой очень скоро обкатался, обогатился новыми словами и выражениями, отлился в некую эпическую форму и в таком виде застыл, совсем как мой текст на экскурсиях в Архангельском. Трудно сказать, насколько моя речь способствовала щедрости слушателей, но факт, что собирала я порядочно. То есть собирала, разумеется, не я сама, а сопровождавший меня сотрудник «Призыва», и не наличные, а так называемые pledges, то есть обязательства дать названную жертвователем сумму.