Мать-земля - Пьер Бордаж

— Ты совершаешь ошибку, Ванкувер, — сквозь зубы проговорил Сан-Франциско. — Трагическую ошибку! Космины — не просто космические перевозчики. Они проявляют душу человека, а твоя настолько черна, что ты можешь оказаться в аду!

Князь канадцев едва не подавился смехом, звук которого вонзился в барабанные перепонки Жека.

— А ты закончишь дни в заднице дикого снежного медвигра!

Робин де Фарт немногое понял из их разговора, хотя знал, что речь идет о толковании текстов Библии. Если он не обратил на спор внимания, то потому, что, с одной стороны, подобные споры были частыми на всех мирах, колонизированных человеком (на каждой планете каждый старался завладеть священными писаниями и был готов мучить и убивать других, чтобы восторжествовала его точка зрения), а с другой стороны, попытка пробраться в глубины своей памяти отнимала всю его энергию. Он уже сопоставил названия, написанные на Глобусе, с именами компаньонов Сан-Франциско. Он заметил названия «Москва» и «Шанхай» на огромном континенте Эропазии. Одно было на востоке, второе на северо-западе, но, даже понимая, что ключ к разгадке спрятан в уголках мозга, происхождение этих имен ускользало от него, и он начал раздражаться. Он проклинал свою старость и слабеющую память.

У Марти было лишь одно желание: как можно быстрее смыться из Жер-Залема. Он полагал, что ему нечего ждать от столкновения Сан-Франциско с абинами. Демон пока себя не проявлял, но молодой Кервалор уже не был сам собой. Его телесная оболочка медленно опустошалась — он терял свою индивидуальность, свою суть.

Скривив в ухмылке губы, князь Ванкувер вернулся на свое место и наклонился к своему соседу, чтобы сказать ему на ухо несколько слов. Четыре абина совещались, и их шепот вспарывал невыносимую тишину. Члены американского племени, рассеянные среди толпы, уже не имели ни желания, ни воли поддерживать своего князя-изгнанника, открытого защитника гоков, предателя, лжебрата, существа столь же отвратительного, как отродье отравленного семени и гнусного чрева.

— Ты преступил порог, и твои прерогативы князя перестали тебя защищать, — заявил один из абинов. — Завтра ты будешь раздет и брошен на съедение диким медвиграм в цирке Плача. Тебя будут сопровождать три гока и все добровольцы, которые захотят разделить твою участь...

Сан-Франциско побледнел, но лицо его осталось невозмутимым.

— Пусть те князья Жер-Залема, которые не поддерживают нашего приговора, встанут и выскажут свое мнение...

Несколько князей опустили головы и уткнулись глазами в ледяной пол, но ни один не шелохнулся в своем кресле.

— Что касается вас, людей, покинувших свои племена, чтобы служить проклятому князю, вы еще можете получить прощение от своих отцов и богов. Ваши головы и сердца должны принять решение немедленно: либо остаться в компании Сан-Франциско и гоков, либо немедленно сдать свои мечи князьям и отойти от осужденных.

Сан-Франциско взглядом подбодрил людей, предлагая им подчиниться требованию абинов. Некоторые служили ему уже двадцать лет. Они угнали корабль Глобуса, отбыли на Франзию, чтобы принимать его в соответствии с его рангом во время коротких стоянок «Папидука». Он щедро платил им, помогая удовлетворять все нужды. Они искренне и глубоко любили его, ибо он был сеньором, щедрым и справедливым князем, который никогда их не разочаровывал, как собственные легитимные суверены. Они были готовы отдать за него жизнь, но его печальный взгляд умолял их не проливать кровь в храме Салмона, отказаться от него, предать. Это был немой, болезненный приказ, который следовало обязательно исполнить. С опустошенной душой и слезами на глазах они сложили свои мечи у ног абинов и медленно покинули центральную аллею.

— Пусть тот из вас, членов избранного народа, кто желает разделить участь Сан-Франциско и трех гоков, присоединится к ним сейчас или никогда! — громким голосом произнес один из абинов.

— Я!

Сан-Франциско узнал голос, хотя он стал со временем более низким, и сердце его яростно забилось в груди. Он увидел знакомый женский силуэт. Женщина с трудом пробиралась вдоль верхней галереи, спустилась по узкой лестнице на ступени, вышла на центральную аллею, подбежала к нему и бросилась в его объятия.

— Феникс!

Он долго не отпускал молодую женщину, наслаждаясь ее запахом, ее теплом, ее дыханием. Потом взял за плечи, отстранил, держа на расстоянии вытянутых рук. Подросток превратился в великолепную женщину. Худощавое лицо, длинная шея, огромные глаза и широкий рот. Через распахнутый ворот шубы он видел ее высокую грудь. Черные волосы, гладкие и блестящие, ниспадали до талии. Как Феникс и поклялась ему, она их никогда не обрезала.

— Ты не должна оставаться со мной, Феникс, — шепнул Сан-Франциско. — Или никогда не попадешь на светоносный Жер-Залем...

— Плевать на него! — воскликнула Феникс. — Эдем без тебя не представляет никакого интереса. Предпочитаю сжечь вместе с тобой последние часы, которые мне еще суждено прожить...

— Ты забудешь меня...

— Сердце мое ждало тебя двадцать лет. Больше оно ждать не может.

— Подумай о своих родителях.

— Князь, мне уже тридцать шесть лет. Пришло время покинуть их сердца и головы. За эти несколько часов я одарю тебя такой сильной любовью, что она растопит льды и пересечет страну смерти...

Сан-Франциско улыбнулся молодой женщине и привлек ее к себе. Их губы и руки соединились. Жек подумал о своих временных родителях, которые жадно целовались в подземке Анжора. В их поцелуях была удивительная сила, отделявшая их от окружающих, даже если они были враждебны. Приговор вначале ужаснул мальчугана, но жаркая любовь Феникс к Сан-Франциско если и не растопила лед, то рассеяла его страхи, словно по мановению волшебной палочки.

— Стража, заприте осужденных в темнице Ториаля! — приказал один из абинов.

— Я не имею с ними ничего общего! — вдруг завопил Марти. — Я не хотел лететь на Жер-Залем!

— Марти, вы лишились своего достоинства? — с упреком спросил Робин де Фарт.

Кричал не молодой Кервалор, а демон, который понял, что его носитель оказался в смертельной опасности.

— Замолчите, гоки, или я вас казню на месте! — проревел абин. — Звук ваших голосов оскорбляет Создателя!

Демон тут же изменил тактику. Ему надо было воспользоваться несколькими часами передышки, чтобы подумать о способе изменить течение событий.

Княжеская стража вывела осужденных из храма Салмона под вопли толпы. Когда они проходили под монументальными вратами, Робин де Фарт наконец вспомнил коричневую и грязную страницу античной книги, которую случайно открыл в библиотеке на планете Н-Марс: это была карта с выцветшими красками и полустертыми названиями.

Таков блуф, зло, которое пожирает. Ненасытен его аппетит, неизмерима его сила, неумолима его воля. Он не бог и не дьявол, не создатель и не создание, не человек и не зверь, он — оборотная сторона, черная там, где есть белое; тьма там, где есть свет; смерть там, где есть жизнь; пустота там, где есть материя. Он пожирает существо, отказавшееся от приверженности к единому принципу жизни, отвергшее свою суть, он — даже не имеет отражения...