Я - обычный - Владислав Жеребьев

– Не раскисай, – кивнул я ему, дергая затворную раму пистолета. – Сейчас начнется самое интересное.

Кнопки в лифте были весьма интересные. Четыре в ряд, пронумерованные от нуля до трех, очевидно, означали надземную часть и парковку, а вот восемь остальных, ничего себе, активировались с помощью ключа, который капитан поспешил прислонить к считывателю, и вели под землю плотно и основательно. Ну кто бы мог подумать, что почти в центре города, под землей, находится грандиозная секретная лаборатория на восемь уровней, со своей армией и ядерным реактором?

– Как-то нас легко пропустили, – забеспокоилась Женя. – Охраны на входе нет, здание будто покинуто.

– Это оно сверху покинуто, – кивнул капитан, нажимая одну из кнопок нижнего яруса. – Внизу очень даже не покинуто, скорее наоборот, заселено всякими ушлепками.

– Так уж и все там ушлепки? – улыбнулся я, наблюдая, как двери лифта не спеша смыкаются, отгораживая нас от внешнего мира.

– Не знаю, по мне так да, – кивнул Тимур. – Все, кто нормальные, ушли давно.

– Куда мы едем? – поинтересовался Марк. Кнопки лифта зажигались одна за другой, показывая, на каком уровне находится в данный момент кабина.

– Четвертый подземный, – пояснил Горин. – Там по большей части хозяйственные помещения, рефрижераторы, склады медицинского оборудования и еще много чего, что и классификации-то не поддается. На месте отдышимся и посмотрим, что делать, но лично я бы, будь моя воля, вывел бы всех пленных и поднял бы это змеиное гнездо на воздух.

Чувствуя, как теряю сознание, я уже затуманенным взором взглянул на своих друзей, медленно оседающих на пол. Идиоты, куда полезли?

Затея с марш-броском в бункер, напичканный всевозможной электроникой и имеющий внутреннюю службу безопасности, за дурацкую можно было не считать. Действия нашей четверки были глупы, необдуманны и попросту наивны.

Операции такого толка планировались не на-гора, а в течение многих недель, скрупулезно рассчитывая свои силы, возможные неприятности, пусть даже они и гипотетические, и все необходимые пути отступления. Мы же, под давлением обстоятельств и в горячке боя, посчитали, что сможем прорваться и так, и, естественно, были мгновенно наказаны. Пока я, да и все мои друзья лежали в отключке, броненосцы убивали на поверхности моих друзей. Человек за человеком, мутант за мутаном, они падали на землю, выпуская из ослабевших рук оружие, а черные бронежилеты шли и шли, смыкая ряды и завывая автоматными очередями. Как погибли они, я не знаю, но уверен, что достойно, и теперь мне предстояло сделать все, чтобы их смерть не была напрасной. Что вот только сделать? Освободить пленных? Вынести информацию? Поднять логово на воздух? Это мне-то? Для начала надо выжить.

Газ, с помощью которого все мы так благополучно отключились, рухнув без сознания на пол кабины, очевидно, был братом-близнецом того самого, что послужил падением убежища. Без запаха, бесцветный, он незаметно проник в шахту лифта, потом в кабину и наконец в наши легкие. Быстро и без крови, как просто, господи, и в то же время так отвратно. Почему нас просто не перестреляла служба безопасности? Почему, в конце концов, было не обесточить шахту и забросать нас гранатами? Неужели мы действительно, сыграв на опережение и получив тот самый единственный и желанный фактор неожиданности, почти смогли обыграть своего противника? Кто знает?

Пробуждение было серым и безрадостным, но, о чудо, я не испытывал ни капли дискомфорта после газовой атаки. Голова немного кружилась, в глазах шли красные круги, но и все, в остальном хоть сейчас на пробежку, нет, сначала в душ, чтобы окончательно в себя прийти. Вот только незадача, пошевелиться я не мог. Вообще. Абсолютно.

Открыв глаза, я сморщился от яркого света ламп, освещавших операционную, а что это была именно она, сомнений у меня не было. В той, старой жизни, отсмотрев по зомби-ящику массу фильмов на околомедицинскую тематику, я отлично представлял, как должна выглядеть современная операционная. Вон там стойки с капельницами, там аппарат для стерилизации инструментов, над моим лицом бестеневая галогеновая операционная лампа, а вот этот большой ящик на колесах, с двумя плашками наверху, похож на дефибриллятор. Ну точно операционная, самая взаправдашняя, стерильная и белая до ломоты в зубах. То, на чем я лежу, видимо, операционный стол, а причина, по которой не могу пошевелить ни рукой ни ногой, четыре толстых кожаных ремня, плотно придавливающих меня к поверхности. Предосторожности на этом не заканчиваются. Кисти рук пристегнуты к хромированным поручням посредством пластиковых жгутов, очевидно, то же самое и с лодыжками. Чувствую себя упакованным в плотный целлофан, как подарок на Новый год. Может, если посмотреть со стороны, то у меня и бант где-то имеется с поздравительной праздничной открыткой?

Лежать в одиночестве в окружении белого безмолвия пришлось прилично, и это мне позволило как следует оценить обстановку, выматерить себя за очевидные ляпы и конфузии, которые сам себе устроил, и задуматься о будущем, рисовалось которое отнюдь не в радужных красках. Согласитесь, человека пристегивают к операционному столу вовсе не для того, чтобы вручить Нобелевскую премию мира, тут похуже что-то, позабористее. Отчитав себя за идиотизм в кабине лифта и рассудив, что по-другому мы бы просто не выжили, я, наконец, пришел к выводу, что все действия внешней охраны бункера были нацелены именно на то, чтобы затащить нас внутрь. Невнятный бой в самом начале экспедиции, странное поведение операторов автоматических пушек, чьи возможности явно превышали все то, что умел хитроумный агрегат. Глухая оборона броненосцев, в которую они тут же ушли, едва завидев нападавших, и под конец массированная атака черных бронежилетов с тыла, завершающая всю картину. Нас загнали в ловушку, словно безмозглых кроликов, сначала подманив сочной морковкой, а потом выпустив собак. Вот только зачем? Чем наша четверка хуже или лучше других, чтобы ради нас так стараться? Мы самые обычные беженцы, «выживанцы», корявый, но верный термин, применимый к любому не зараженному или не мутировавшему. На сотрудничество с бункером никто из нас не пойдет, да и предложить мы им в принципе ничего не можем, кроме ненависти да откровенной неприязни. По возможности, конечно, еще и свинцовое отравление, каждому персонально, от простого разнорабочего до самых верхов, но тут уж как карта ляжет, а пока, по собственным наблюдениям, не идет она эта карта, ни козырей, ни пар, ничего кроме мелочи. Маликов, судя по всему, также погиб или был захвачен в плен. В кабине лифта вместе с нами его не было.

Дверной замок, наконец, щелкнул и на пороге появился не кто иной, как Марик, вездесущий веснушчатый админ, гений информационных технологий, почти неплохой стрелок и единица, считай, уже похороненная в моем сознании.

– Марик, – прохрипел я срывающимся от волнения голосом, – как ты выбрался? Быстрее развязывай меня, в здании наши, скорее.

Старый приятель повел себя по меньшей мере странно. Вместо того чтобы кинуться снимать с меня путы, он картинно козырнул и, не спеша подойдя к столу, с пристрастием проверил ремни, не ослабли ли.

– Привет, командир, – наконец произнес он. – Признаюсь, приятно видеть.