Дилогия Дочь Бересклета - Екатерина Белова

всюду. Ясмин ощущала ее даже внутри. Сеть тошнотворно ворочалась в грудной клетке и ощущалась, как очаговая пневмония. Сетью хотелось откашляться, вытащить неощутимый чужеродный туман из собственных лёгких, кишечника, головы. Лимфы.

— Ты станешь говорить мне правду, — сказал мастер Файон. Животный ужас поднялся из глубины ее тела, как ил со дна темной реки. — Я услышу, если ты солжешь. Сеть мягко дрогнула где-то глубоко внутри ее тела. — Вопрос первый, что связывает тебя с мастером Абалем?

Что ж. Пришло время сказать «туше». Мастер Файон показал ей лишь самый край своей реальной власти, в которой он может игнорировать приказы Примула и работать сетью вне одобренного боя. И плевать на свидетелей. Ясмин чуть прикрыла глаза, представляя собственный страх куском чёрной ткани: закрывающей лицо. Она молчала и комкала его в темный сгусток, разрешая себе видеть. Разрешая не бояться видеть.

— Он мне очень нравится, — сказала она, наконец. — А то, что вы делаете, противозаконно и подрывает этические основы Варды.

— О чем вы говорили с Примулом? Можешь опустить незначительные подробности.

Сеть не принуждает к правде, лишь ловит ложь, поэтому Ясмин не стала лгать. Просто не сказала всю правду.

— Я войду в Большой совет, получу поместье, соответствующее статусу, а молодые ростки Бересклета получат гражданство и статус. В случае… Если я откажусь от мастера Абаля.

Хрисанф тихо охнул.

Мастер Файон усмехнулся. Усмешка ему шла. Вечернее солнце осторожно толкалось в окна, и глаза у него сделались скорее золотыми, чем желтыми. Теоретически Ясмин понимала Низу. Опасность влечёт. Особенно такая красивая опасность.

Она отвела взгляд.

— Идеальный выбор, — мастер Файон прикрыл глаза, смахивая на разомлевшую в тепле гадюку. — Я сам не сделал бы лучше. Вы получите своё поместье и место в Совете, а юные ростки получат свой новый дом. Полагаю, отныне мы будем видеться чаще.

Ясмин явственно ужаснулась перспективе. Наверное, что-то сложное отразилось на ее лице, потому что мастер Файон засмеялся. Где бы записать. Для истории. Возможно, они единственные живые Цветки, наблюдающие эпохальное событие.

Сеть схлынула.

— У кого скрижали есть? — спросила она под впечатление, когда мастер Файон уже ушёл. — Записать для потомков. Дату, время…

На шутку никто не отозвался.

— Это правда? — спросил Верн.

Его сеть держала особенно крепко, и он выглядел потрепанным. Ясмин ответить не успела, потому что Хрисанф ее опередил.

— Святая истина, дружочек. Пошто детские вопросы задаёшь?

— Детские?! Какого болота здесь произошло? Вчера ещё слухи ходили, что мастер Тихой волны обхаживает мастера Белого цветка с самыми серьёзными намерениями. Он оставил Фло, и это дорого обошлось ему!

Ясмин похолодела. Этого она не учла. Она не учла ни единого внешнего фактора, ориентируясь только на собственную боль.

Моральный долг, невидимый и неотвратимый, лёг на сердце каменной плитой. Насколько она знала, разорвать помолвку в Варде стоило очень дорого и оплату брали далеко не золотом.

— Слишком ты добрая, Миночка, — Хрисанф язвил, но сидел сгорбившись и отводил глаза. Невидимая сеть измотала и его. — Тебе что до Фло, что до Абаля? Дом Терна и Дом Спиреи сами о себе позаботятся.

Ясмин мысленно взяла чёрный комок этих мыслей, в которых покалеченная Фло, смеющийся Абаль, ненавистные розы, которые так идут его смеху, и убрала в дальний угол сердца. Она разберётся с этим после. Наедине. Этот отвратительный ком принадлежит только ей одной.

— Давай сначала с тобой разберёмся.

Она взглянула на Верна, который наблюдал за ней все ещё взбудораженный, с горящими глазами.

— Нет, — заупрямился он. — Сначала ты. Это — правда?

— Что правда? — раздраженно спросила Ясмин, резко встала и наклонилась к нему. Руки у неё дрожали. — Правда, что мы расстались? Правда, что в обмен на расставание с Абалем Примул наобещал мне золотые горы?

— Что такое золотые горы? — тут же встрял Хрисанф.

Нервное напряжение оторвалось, как высоковольтный провод, хлестнув по нервам.

— Правда, — беспомощно сказала она. — И то, и другое. Тема закрыта.

Как же. Закрывал темы в их троице только Верн, поэтому он ожидаемо ее не услышал.

— Но ведь Фло! — возмутился он, заметался по классу, огибая обломки собственной несдержанности. После остановился и пробормотал — Он оставил Фло ради тебя, это серьезный поступок. Вы же, как магнитом притянутые, я только в мифах такое читал. Я… Я тогда сам на тебе женюсь, когда… Когда все закончится.

Хрисанф мягко засмеялся.

— Ты сначала статус верни, многоженец, — сказал он почти весело. — А то у твоих невест так себе перспективы.

Ясмин страшно хотелось откосить от чужой проблемы. Ну кто такой Верн? Человек, запустивший маховик преследования, человек, желавший убить ее, любимый ученик садиста Файона. Но он человек, который сказал однажды «я верю тебе». Человек, вставший на ее сторону. Она не могла отмахнутся от Верна и сделать вид, что их ничего не связывает.

— Подожди, Хрис, — мягко остановила она Хрисанфа. Взяла Верна за руку и усадила за одну из парт. — Расскажи, что случилось?

Тот послушно сел и доверчиво уставился на неё, как ребёнок на потерянную и вновь найденную мать.

— Я отослал Тотему Абельмош Голос о расторжении связей, а после навестил Мальву, — он поколебался и добавил: — В тот же день.

— Кто так делает? — с осуждающей ехидцей спросил Хрисанф, и сам себе с удовольствием ответил: — Мерзавцы.

Верн мрачно зыркнул, но промолчал. На скулах обозначились желваки.

— Белку ей принёс ручную, ласковую, — сказал он. — И браслет нашей семьи. Артефакторика моей прабабки — это существенный откуп, но Мальва не взяла. Я полагал, что она согласится, поэтому был невнимателен к ней, а она не взяла, и даже сказала, что не желает меня видеть, пока я не повзрослею. Не повзрослею!

Лицо его сделалось холодным и замкнутым, и он вдруг стал очень похож на Абаля, в котором ярость успешно мешалась с ледяным самоконтролем.

— Это мне не о чем не говорит, — осторожно сказала Ясмин. — Кто был с ней, кто видел тебя, день, час, свидетели?

Следак из неё был не очень, но дело Англичанина отпечаталось в памяти намертво. Она могла читать выдержки из дела наизусть, будучи под наркозом и в реанимации.

— Никто ничего не видел, никто ничего не слышал, — влез Хрисанф, которому нравилось троллить Верна. — Он выбрал удачное время для убийства.

— Зачем мне было ее убивать? — Верн вскинул взгляд. — Расторжение помолвки длительный и неприятный процесс, но из-за этого не убивают.

— Убивают из-за подвески, — тихо ответил Хрисанф.

Подвеска. То самое исключение, которое держит людей вместе не хуже эпоксидного клея. Помолвка — этап притирки двух тотемов и самой пары, тот самый осуждаемый всеми сми планеты конфетно-букетный период в