Черноморский набат - Владимир Шигин

Турки бежали. Они бежали, презрев османскую гордость и надменность, бежали в надеже вырваться живыми из ада, который устроили им неутомимые московиты. Наши гнали их под всеми парусами, поражая раззолоченные кормы беглецов из своих погонных пушек.

К сожалению, к месту сражения так и не смог подойти де Рибас. Командующий гребной флотилией также был намерен участвовать в сражении, но «за противным ветром и великим волнением флотилия ко оным вспомоществовать не могла». Что ж, на войне бывает всякое!

С высокого берега за разворачивавшимся на его глазах сражением наблюдал генерал-майор Кутузов. С Ушаковым генерал был давним знакомцем, с тех пор, как еще десять лет назад плавал на его фрегате от Ливорно до Константинополя, много было тогда меж ними говорено, а уж чаю вечерами в кают-компании выпито, и не счесть!

– Эх, что за беда быть одноглазому! – печалился сейчас Кутузов. – Ничего толком не вижу! Как там наши, давят ли турка?

– Давят! Еще как давят, ваше превосходительство! – отвечали ему стоявшие тут же дозорные казаки. – Вона как лодки-то их полыхают, что избы худые!

Подозвав адъютанта, Кутузов поправил черную повязку на слепом глазу:

– Пиши! Его сиятельству князю Потемкину: «Нижайше докладываю, что в 4 часа пополудни открылось сражение между турецким и Севастопольским флотом, расстоянием от Гаджибея к Севастопольской стороне верстах в пятидесяти, а потому с трудностию предметы рассматривать можно. Надеюсь, однако ж, что с помощью Всемогущего победе быть с нашей стороны. Первое по важному тому преимуществу, что флот наш на ветре и что в действительности в линии сражения неприятельского флоту только шесть линейных кораблей и пять или шесть небольших судов, прочие же все в большом беспорядке… при том немалую надежду подает то, что неприятельские корабли, будучи под ветром, все под полными парусами, а потому Кондогурий уповает на Бога, что они к побегу приуготавливаются». Написал?

– Так точно!

– А теперь на коня и к светлейшему! Когда еще Ушаков свой рапорт на берег передаст, а время дорого! И чтобы пулей!

…Темная южная ночь, внезапно скрывшая все и вся, спасла бегущих от полного истребления. Боясь быть настигнутыми, турки с наступлением темноты огней на своих кораблях не зажигали. Животный страх гнал капитанов дальше и дальше, не разбирая дороги. Рассеявшись по морю, турецкий флот стремился уйти к румелийским берегам, чтобы там, под защитой береговых пушек, перевести дух, а затем бежать дальше к спасительному Босфору. Но дело было еще далеко не кончено!

Тем временем Ушаков, не без оснований опасаясь в ночной неразберихе растерять свои корабли и вразумить уже вошедших в азарт погони капитанов, велел остановиться всем на якоря.

* * *

На рассвете следующего дня оказалось, что турецкие корабли находятся в непосредственной близости от наших. Что касается фрегата «Амвросий Медиоланский», то он и вовсе оказался посреди турецкого флота. На наше счастье, флаги еще не были подняты и в утренней мгле турки приняли «Амвросия» за своего. Не растерялся и командир «Амвросия Медиоланского» капитан-лейтенант Нелединский.

– Флаги пока не поднимать! – велел он вахтенному начальнику. – Громко не кричать, внимания к себе не привлекать, иначе нам из этой кучи-малы к своим не выбраться.

Понемногу отставая от турецкого флота, Нелединский дождался момента, когда опасность миновала, поднял Андреевский флаг и, поставив все паруса, отвернул в сторону. Что самое удивительное, турки так ничего и не поняли. Видя отстающий фрегат, с концевого судна, правда, что-то кричали и махали руками, но этим все и кончилось.

Тем временем Ушаков отдал команду поднять якоря и вступить под паруса для преследования противника, который, имея наветренное положение, стал к этому времени, наоборот, разбредаться в разные стороны.

Преследование возобновилось с новой силой. Спустя некоторое время были обнаружены неприятельские корабли, которые в полнейшем беспорядке лавировали, пытаясь поймать ветер.

– Вот они, голуби сизокрылые! – радовались на наших кораблях. – Щас мы вам влепим, не нарадуетесь!

– Атаковать каждому по способности! – распорядился лаконично Ушаков. – С богом!

Вскоре российские линейные корабли уже нагоняли концевых турок, стремясь окружить наиболее отставших из них. Один из таких несчастливцев – 66-пушечный «Мелеки-Бахри», пытался было укрыться под берегом в наивной надежде, что русские капитаны пренебрегут им. Увы, в тот день Аллах отвернулся от правоверных. Судьба не улыбнулась капитану «Мелеки-Бахри».

От внимания Ушакова он не ускользнул. За беглецом немедленно устремилась «Мария Магдалина» под брейд-вымпелом бригадира Голенкина, да «Александр Невский» кавторанга Языкова. Погонные пушки посылали ядро за ядром в корму убегавшего. «Мелеки-Бахри» сопротивлялся всего какой-то час. Затем его капитан Кара-Али (Черный Али), прозванный так за свое эфиопское происхождение, велел спускать кормовой флаг.

– Совесть моя чиста перед Аллахом, но провидение сегодня сильнее меня! – философски заметил он, меланхолично перебирая четки. – На все воля неба!

Бригадир Голенкин взошел на палубу пленника, бодро стуча каблуками ботфортов о тиковые доски. Картина, представшая его взору, была жуткая. «Мелеки-Бахри» был буквально завален трупами: огромные лужи крови, в которых плавали ошметья разорванных тел, медленно стекались в единое багрово-красное озеро. У противоположного борта, не обращая никакого внимания на прибывший русский караул, телохранители Кара-Али деловито рубили головы нерадивым галионджи.

– Сколько побито? – спросил Голенкин через драгомана капитана корабля.

– А кто считал? – ответил тот вопросом на вопрос.

– Пленных в трюм, часовых к крюйт-камере, на грот-мачте поднять флаг Андреевский! – велел бригадир бывшему при нем лейтенанту. – Сей приз довести до Севастополя нам надлежит в целости!

А невдалеке по-прежнему еще грохотали орудия, и пороховой дым стелился над пологими волнами. В его разводьях было отчетливо видно, как 50-пушечный «Андрей Первозванный» сбил фор-марсель 74-пушечной «Капудании». Резко сбавив ход, линейный корабль беспомощно закачался. Дымя пожарами многочисленными, он все дальше и дальше отдалялся от уходящего турецкого флота. Вскоре на помощь «Андрею», все еще продолжавшему расстрел «Капудании», устремился «Победоносец» с «Преображением», а затем подвернул на проходившем мимо «Рождестве Христовом» и сам Ушаков.

На «Капуданию» обрушился шквал огня. Турки, к своей чести, дрались храбро, и сдаваться не собирались. Пример презрения к смерти команде показывали сам трехбунчужный паша Саит-бей и капитан Мехмет-дерия, хладнокровно расхаживающие посреди пролетающих ядер. – В райских кущах нас ждут вино и гурии! – кричали полубезумные дервиши. – Смерть неверным!

А «Рождество Христово» уже подвернул к «Капудании» на каких-то тридцать саженей, и в упор разрядил в нее весь свой борт. Взломав корабельный корпус, ядра буквально пронзили турецкий корабль насквозь, вылетев сквозь противоположную сторону. На внутренних палубах «Капудании» творилось что-то невообразимое! Одна за другой рухнули все три мачты. А «Рождество» уже заходил на новый галс, чтобы довершить свой погром. И тогда турки не выдержали. Не слушая своих начальников, они высыпали наверх и, размахивая руками, стали кричать пощаду.