Думая о тебе - Джил Мансел
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Булочнику не мешало бы отвечать более приветливо. Он сказал Лорел, что для того, чтобы печь хлеб и торты, надо приступать к работе в три утра и заканчивать в шесть вечера. Это тяжелая работа, их специалистам приходится все время снимать пробу на определение жирности торта, и вообще ей нечего тут делать, так как у них нет вакансий.
Униженная резким ответом, Лорел быстро вышла из магазина. За ее спиной раздался мужской голос:
— Он не имел права так с вами разговаривать.
Она вернулась в аптеку. Пенсионеры, рассуждая о своих болезнях, хотя бы не насмехались над ней, — и тут кто-то похлопал ее по плечу. Повернувшись, она увидела мужчину, который стоял за ней в очереди в булочную.
— Не обращайте внимания на Берта. От него ушла жена на прошлой неделе.
— Неудивительно.
Сочувствующий мужчина был в рабочей одежде, худощавый и высокий, у него были добрые глаза и хорошее, открытое лицо.
— Послушайте… хммм… не знаю, интересно ли вам. Но есть одна женщина на Сент-Остелл-стрит, которая держит фермерский магазин и среди прочего продает торты. Я слышал, что она ищет помощницу.
Это было в нескольких милях отсюда, на южном побережье Корнуолла. Испытывая желание сразу сказать «нет», Лорел тем не менее обнаружила, что не спешит с ответом, желая продолжить разговор. Кажется, этот мужчина еще более стеснительный, чем она.
— А она на меня не набросится?
Он улыбнулся, и его лицо просияло.
— Ее зовут Эмили Сперроу, и она не из тех, кто любит обижать людей.
— Вы зря простояли в очереди. — Лорел поняла, что он вышел из булочной с пустыми руками.
— Их пирожки не так уж хороши. Есть другой магазин чуть подальше. У тебя ручка есть? — вдруг сказал он, переходя на ты.
Лорел поняла, что у нее нет с собой сумки. Все, что она взяла, — ключи от дома и рецепт в кармане полупальто.
— У меня тоже нет. Но ничего, у меня есть в машине.
И голос у него был приятный, убедительно мягкий, и дикция хорошая. Лорел не заметила, как пошла с ним в соседний магазин, где он купил три пирожка с мясом. Затем они вернулись к его машине, и он объяснил, что работает на доставке до семи часов. Она вздрогнула, когда он открыл дверцу машины и оттуда выпрыгнула большая собака.
— Не бойтесь Тихоню, он добрый. Нам нужно прогуляться. Вы хотите есть?
— Конечно, хочу. — Лорел не понимала этого, пока запах свежих пирожков не ударил в ноздри. — Вы хотите сказать, что купили пирожок и для меня?
— Ну да. Хотя если вы не хотите, он не пропадет. Между прочим, меня зовут Хэмиш.
Хэмиш! Хэмиш! Господи, конечно, не тот Хэмиш, который пишет стихи и не пришел в клуб знакомств несколько месяцев назад? О том бывший муж Джинни говорил, что он очень подошел бы ей.
Они отправились с собакой в парк, кругом стояли скамейки, и Хэмиш раздал всем пирожки.
— Ты женат? — Слова выскочили сами собой, но она хотела знать.
— Нет, зачем? — Он улыбнулся и покачал головой.
— Так… хм… просто интересно. — Лорел торопливо откусила пирожок, решив не задавать следующий вопрос — не поэт ли он? Так как Гэвин вряд ли сказал о ней что-то хорошее, было бы даже лучше, если бы Хэмиш, если это тот самый Хэмиш, не знал, кто она такая.
Но в ее голове родилась другая идея. Как только она проглотила пирожок, она снова спросила:
— Ты знаешь Гэвина Холланда?
Хэмиш удивленно пожал плечами. Затем покраснел и кивнул:
— Да. А почему ты спрашиваешь?
Внезапно Лорел ощутила отвагу. Она посмотрела ему прямо в глаза и сказала:
— Ты обманул меня.
Он удивленно смотрел на нее.
— Я? О Господи, так это ты была в тот раз в клубе? Я занервничал в последнюю минуту и струсил. Так, значит, ты?..
Она улыбнулась и кивнула, и больше ничего не боялась.
— Меня зовут Лорел.
И дальше все было совершенно естественно, казалось, что все защитные барьеры рухнули, давая им возможность говорить обо всем без всякого стеснения. Между ними сразу установилась такая близость, какой она никогда не испытывала прежде, даже с… нет, она не собирается больше думать о Кевине. Прежде чем она поняла, что происходит, они снова сели в фургончик, и Хэмиш записал адрес и имя женщины на Сент-Остелл-стрит, которая продает торты в фермерском магазине. Затем посмотрел на Лорел и сказал:
— Я понимаю, что это страшно самонадеянно, но если ты свободна, я отвезу тебя туда.
И они поехали. И Хэмиш представил ее Эмили Сперроу, которая, как и было обещано, оказалась очень приветливой женщиной. Она предложила Лорел готовить торты каждый вторник, Хэмиш будет забирать их по дороге, а она выставит их на продажу в среду. Все оказалось так просто, что Лорел чуть не расплакалась от радости. Пусть это была не каждодневная работа, но это ведь только начало.
Чтобы отпраздновать маленькую победу, они взяли Тихоню на долгую прогулку на пляж. Разговоры длились бесконечно. Когда Лорел спросила Хэмиша, описал ли ее Гэвин как страшную зануду, Хэмиш ответил честно:
— Да, именно это он и сказал, но ты видела его девушек? Сплошное легкомыслие в мини. — Пожав плечами, он добавил: — Гэвин — прекрасный парень, но его вкус относительно женщин приводит меня в ужас.
Они провели на пляже три часа, потом поехали домой к Хэмишу и оставили там Тихоню. Когда Лорел потрепала его по голове и сказала «пока», Тихоня поднял на нее свои блестящие карие глаза, в которых была такая мольба, что она не выдержала.
— Не беспокойся, дружище. Мы скоро снова увидимся. — Затем, понимая, что это прозвучало несколько самоуверенно, она немного помолчала и взглянула на Хэмиша, проверяя, слышал ли он.
— Я тоже надеюсь, — сказал он.
— Постой, постой, — прервала ее Джинни, когда рассказ коснулся собак. — Ты же не любила собак?
Лорел, казалось, обиделась на подобное обвинение.
— Нет.
— Ты же говорила мне, что собак терпеть не можешь. — Доедая последний кусочек торта, Джинни продолжила не без осуждения: — Ты сказала, что все собаки ужасно пахнут.
Лорел смотрела на нее так, словно Джинни сошла с ума.
— Я сказала — некоторые… Тихоня не пахнет.
Это была чудовищная ложь, но любовь не только слепа, она еще и не имеет обоняния.
— Воображаю, что будет, когда Гэвин услышит это. — Наблюдая через окно, как Хэмиш галантно подсаживает Лорел в свой фургончик, Джинни прошла на кухню, где Карла сидела за столом. — Порой он бывает совершенно невыносим.
— Значит, никаких перемен, — вздохнула Карла. — Очередная шутка. Как он?