За пределами любви - Анатолий Тосс

Бен повернулся, окинул Джину сухим, резким взглядом, тут же перехватив взгляд Элизабет, улыбнулся, сверкнул сразу же ставшими веселыми, беспечными глазами, улыбнулся широко, закивал головой. Крикнул назад, через плечо:

– Ну как хотите, девчонки. Я хотел покатать вас, хотел как лучше. Но раз вы такие заядлые теннисистки… – Потом пауза, а потом снова: – До следующего съезда, там развернемся и поедем обратно, к кортам. У нас еще будет пара часов, чтобы мячиком перекинуться.

Теперь Элизабет постаралась не отвлекаться, постаралась быть внимательной, она даже не слушала Джину, которая полностью развернулась к ней и что-то беспрерывно щебетала. Что-то про Бена, какой он бестолковый все же, совсем как мальчишка, как ей с ним бывает тяжело. Хотя вообще-то он хороший, добрый, а главное, она любит его. Но Элизабет не слушала, она следила за дорогой.

Наконец показался съезд, Бен свернул на него, сделал петлю над хайвэем – там был небольшой мост, и снова повернул на хайвэй, но уже в обратную сторону. Через десять миль он снова съехал с него, и теперь все было правильно, теперь дорога действительно вела к кортам.

В компактном багажнике «Бьюика» оказалось несколько ракеток – мужские, женские, даже подростковые – одна из них отлично подошла Элизабет. Потом она примеряла теннисные тапочки, у Джины их оказалось с полдюжины пар, почти новые, все дорогие, красивые. Джина и Элизабет заняли одну половину корта, Бен не спеша направился к другой, подбрасывая на ходу мячик в воздух и тут же ловя его на ракетку, да так ловко, что тот, словно приклеенный, цеплялся за струны, даже не пытаясь спрыгнуть с них.

– Он отлично играет, – проговорила Джина, кивая на Бена. – Соображает он порой не особенно, – она выдержала паузу, – но что касается спорта и вообще физических нагрузок, здесь он мастер.

– Ну что, девочки, разомнемся немного! – крикнул Бен со своей половины и несильно послал мяч на их сторону.

Но долго разминаться Бену не пришлось. Едва мяч успел оттолкнуться от земли своей упругой выпуклой попкой, как Элизабет, подстроив мелкими, быстрыми шажками свое тело под удар, резко взмахнула рукой. У нее был короткий, хлесткий свинг с форхенда, почти плоский, с небольшой подкруткой, и мяч как ошалелый взвился в воздух, перелетел низко над сеткой, едва не задев ее и со свистом прорезав разделяющие футы, вмял свое тельце в корт прямо у ног совершенно не готового к нему Бена. То т отскочил в сторону, неловко, суетливо взмахнул ракеткой – впрочем, слишком поздно.

– Ух ты, а ты, оказываешься, играешь, – сделал он комплимент Элизабет и покачал изумленно головой. – Надо с тобой посерьезнее.

Он снова подал, теперь на Джину, та подскочила к мячу, отбила, но по ее движениям, по тому, как работали ее ноги, как готовилось к удару тело, было видно, что она играет в пляжно-дачный теннис, а никак не в спортивный. Хотя на пляжном уровне она играла вполне сносно.

Мяч снова полетел к Элизабет, на сей раз он был пущен намного сильнее, со спином, на бэкхенд. Но Элизабет легко била такие мячи, бэкхенд вообще был ее самым поставленным ударом. Когда еще они тренировались, Влэд тратил много времени именно на отработку бэкхенда. Она вернула мяч по линии именно туда, где Бен ожидал его менее всего, и хотя он успел дотянуться, удар получился слабым – мяч еще только перелетал через сетку, а Элизабет уже подскочила к нему и, резко закинув ракетку за голову, смертельным смэшем пригвоздила его к жесткому корту. Бен даже и не пытался его достать.

– Ого, – подбежала к ней счастливая Джина, – так ты, милочка, профи. Ты талант, я вообще такого никогда не видела.

А вот Бен, похоже, не был счастлив. Похоже, его мужское самолюбие было здорово задето, и теперь он играл серьезно, как мог. Он позабыл про жену, мячи летели только на Элизабет, с губ его слетела широкая, глуповатая улыбка, они сжались, взгляд тоже потерял добродушие, как недавно в машине, – его сменили сосредоточенность и целеустремленность.

Он действительно неплохо играл, этот Бен, закручивая мяч в разные стороны, был резок и агрессивен, да и двигался неплохо. Разве что слишком размашист и плохо читал игру, слишком долго подходил к мячу широкими, недостаточно выверенными шагами. К тому же через какие-нибудь полчаса он устал, майка повисла на нем тяжелой промокшей тряпкой, хотя на улице было не жарко. А все оттого, что слишком много усилий он вкладывал в каждый удар, хотел убить каждый мяч. Под конец Элизабет вообще выигрывала все подачи, не оставляя сопернику даже шанса. «Надо же, – удивилась она, – на вид такой сильный, а так быстро сдох. Впрочем, так, наверное, случается со всеми накачанными, большими мужчинами».

– Все, – остановился Бен и поднял руки вверх. – Сдаюсь, ты победила, пойдем отдохнем.

На скамейке он достал из кулера несколько бутылок с водой, открыл, протянул Элизабет, Джине, запрокинул голову, вылил в себя сразу половину. Видно было, что ему не хватает дыхания.

– Слушай, ты обалденно играешь, – наконец взглянул он на Элизабет. – Не просто хорошо, а отлично. Ты могла бы играть профессионально.

– Да-да, – согласилась с ним Джина, – мы часто ходим на теннисные соревнования, и если Бен говорит, значит, у тебя бы получилось, он разбирается.

– В любом случае тебе надо серьезно заняться теннисом. Там кучу денег платят, да и вообще…

– Да нет, – махнула рукой Элизабет, не в силах все же сдержать счастливую улыбку. – Я не хочу становиться теннисисткой. Я хочу быть актрисой. Я ведь играю в театре, – в школьном, правда, но все говорят, что я там лучшая. Говорят, у меня способности.

– Ну, это наверняка, – согласилась Джина. – Ты вообще талантливая, неординарная девочка.

– Да ладно тебе, Джина, – снова махнула рукой Элизабет и снова улыбнулась.

– Почему ладно? – не согласилась Джина. – Во-первых, ты красивая, а это уже талант. Не забывай, ты еще девочка, подросток, и можно только представить, какой красоткой ты станешь лет через пять.

– Это точно, – согласился с женой Бен. – У тебя классная фигура. И лицо тоже, особенно глаза. – Казалось, он полностью пришел в себя после игры, на его губах снова поселилась улыбка – не такая широкая, зубастая, как прежде, но все равно довольная, добродушная.

– А главное, ты чувственная, – продолжала Джина. – Ты наполнена чувственностью, ее в тебе столько, что она не помещается внутри тебя и проступает наружу. – Она замолчала, подумала. – Но одновременно ты еще и холодная. В глазах холод, в губах, в том, как ты их поджимаешь. А сочетание чувственности и холодности привлекает внимание. – Она снова подумала. – Оно не может оставить равнодушным. Теннис или кино, так или иначе, у тебя блестящее будущее.

– Это точно, – снова поддакнул Бен и полез в кулер за еще одной бутылкой. – Как же я все-таки взмок, – пробормотал он себе под нос.

– Слушай, Бен, а может, ее показать Киту? Думаю, он оценит.

– Кому-кому? – не поняла Элизабет.

– Ну конечно, надо показать, – кивнул Бен. – Наверняка Кит оценит.