Грех и святость русской истории - Вадим Кожинов

Это уместно отнести и к В.И. Вернадскому (который, прожив после революции около четырех лет в Париже, в начале 1926 года вернулся на Родину), и к А.Ф. Лосеву, А.Л. Чижевскому, М.М. Бахтину.[269]

Стоит сообщить, что труды М.М. Бахтина (1895–1975) начиная с 1960-х годов были переведены на все основные языки, и с середины 1980-х годов в мире издается за год в среднем десяток книг и более сотни статей, посвященных изучению наследия этого мыслителя, чей творческий путь начался в 1919 году. Он общепризнан ныне одним из немногих крупнейших мыслителей XX столетия и безусловно крупнейшим представителем философии культуры. И уже одного этого факта достаточно, чтобы понять: только невежды или клеветники могут заявлять о прекращении развития творческой мысли в России после 1917 года!

У названных мыслителей старших поколений, естественно, были и есть родившиеся позднее продолжатели. Назову здесь имена трех, увы, ушедших из жизни: Л.Н. Гумилев (1912–1992), Н.И. Толстой (1923–1996), А.В. Михайлов (1939–1995).

Как уже сказано, деятельность русских мыслителей в революционную эпоху была нераздельно связана со смертельной опасностью. Ныне по сохранившимся документам установлено, что и Флоренский, и Лосев были обвинены в «национализме», «шовинизме», «фашизме» и т. д., а в те времена подобные обвинения означали по меньшей мере концлагерь.[270]В действительности эти мыслители были просто верными сынами России. И Лосев даже после своего «осуждения» дерзал писать (цитируемые слова были опубликованы лишь в наше время) о самом имени «Россия»: «Сколько связано с этим именем всякого недоброжелательства, даже злобы, хуления, ненависти… Водворились презрительные клички: «квасной патриотизм», «ура-патриотизм»… и пр., и пр. Это культурно-социальное вырождение шло рука об руку с философским слабоумием… По адресу Родины стояла в воздухе та же самая матерщина, что и по адресу всякой матери в устах разложившейся и озлобленной шпаны».

Такая же «шпана» хозяйничает сегодня на телеэкранах и в преобладающей части газет, и быть истинными последователями великих русских мыслителей небезопасно и в наше время. И, между прочим, не только потому, что современная телешпана с ненавистью клеймит этих последователей сконструированным ею малограмотным выражением «национал-патриоты»; мысль Флоренского и Лосева не совместима с пропагандой нынешних мародеров и с точки зрения социально-политических, и, шире, историософских основ.

Флоренский писал незадолго до гибели: «Капитализм – явление, ведущее в конечном счете к смерти… Политическая свобода масс в государствах с представительным правлением есть обман и самообман масс… представительное правление ведет к господству случайных групп и всеобщей продажности; пресса – ко лжи; судопроизводство – к инсценировке правосудия и т. д., и т. д. Вся жизнь цивилизованного общества стала внутренним противоречием, потому что разложились и выдохлись те представления, те устои, на которых строилась эта жизнь. Очевидности этого общего положения вещей не могут уничтожить многочисленные и нередко блестящие успехи современной цивилизации. Напротив, внимательный анализ всегда показывает, что они в особенности разрушительно-активны».

О том, как необходимо строить устои жизни России, П.А. Флоренский писал: «В основном экономическое направление обсуждаемого строя может быть охарактеризовано как… такая экономическая организация общества, при которой орудия производства принадлежат непосредственно государству… торговля, в особенности крупная, ведется органами государственными…»

Казалось бы, во времена, когда это было написано, дело и обстояло именно так. Но Флоренский тут же говорит о тяжелейшей «ошибке», которая может свести на нет все усилия: «Промышленность СССР идет в значительной мере на повтор заграничной («догоняет»)… надо решить вопрос о движении не по направлению западного типа и с обгоном, но о самостоятельном, индивидуальном пути, вытекающем из особенностей страны… многое из того, что за границей было естественно, у нас будет искусственно». К тому же «в убеждении ядовитости культуры распадающихся капиталистических государств обсуждаемый строй постарается сократить сношения с этими последними до той меры, которая необходима с целью информирования о научно-технических и других успехах их» («Литературная учеба», 1901. Кн. третья, с. 37–98, 102, 104, 108).

Сегодня, когда с телеэкрана в души людей – в том числе неопытных, молодых и совсем юных – хлещет ядовитая жижа «цивилизованного» распада, слова Флоренского звучат воистину провидчески.

Через много лет, уже во время «перестройки», А.Ф. Лосев говорил своим ученикам, в сущности, о том же самом: «Я люблю Шекспира как саморазоблачение Ренессанса, потому что у него действуют титаны – Макбет и подобные ему, – которые, кроме себя и своего мировоззрения, ничего не признают. Вот почему между ними возникает борьба, и вот почему она заканчивается горой трупов в финале шекспировских трагедий – достойный венец абсолютизированного антропоцентризма!..[271]Куда дальше движется человечество? А дальше идет то, что противоположно индивидуализму. А именно: общественность и коллективизм, то есть социализм… Конечно, такой коллективизм, который не подавляет личность, а помогает ей развиться, предоставляет ей возможности и стимулы для самораскрытия… Но то, что коллективизм – требование времени, это для меня ясно. Ясно также, что индивидуализм, эта великая культура последних пятисот лет, прошла или проходит» (Лосев А.Ф. Страсть к диалектике. М., 1990, с. 64, 67).

Победа в войне и первостепенные достижения в научно-техническом развитии были обусловлены преодолением «отрицания» России с ее «проклятым прошлым» – преодолением, начавшимся в середине 1930-х годов и продолженным в послевоенное время.

Стоит сказать о том, что в начале 1990-х годов, в разгар всяческого принижения СССР, усиленно пропагандировалась версия, согласно которой атомная бомба была создана у нас в 1949 году только благодаря тому, что разведка «выкрала» в США ее «секрет». Мнение о решающей роли разведданных оспаривалось, однако истинная суть дела вовсе не в этом.