Почти знаменита, или Через сплетни к звездам! - Дебора Шонеман

Он включил свет и присмотрелся повнимательнее.

— У тебя опухло лицо.

Кейт подбежала к зеркалу и увидела, что ее глаза превратились в щелки. Ник сбегал за лекарством от аллергии. Он подумал, что это от суши, хотя раньше аллергии на пищу у Кейт не было. Он заставил ее лечь в постель и положил на глаза мокрое полотенце.

— Дышать тяжело? — спросил он, набирая номер своего отца — педиатра.

Она отрицательно покачала головой.

— Отец говорит, что если тяжело, надо немедленно ехать в больницу и делать укол адреналина.

— Ненавижу больницы! — простонала она.

Ник повесил трубку и дал ей две таблетки бенадрила, она запила их водой и улеглась спать.

На следующее утро Ник отвез Кейт к аллергологу, который учился в одном университете с его отцом и согласился принять их в 8:15.

— Ух ты, меня даже отвезут в лимузине? — спросила она, забираясь в авто, надев темные очки, потому что глаза и губы были все такими же опухшими.

— Комплимент от Пьера.

В приемной Ник взялся за старые журналы, а седовласый врач принялся за Кейт.

Она рассказала ему о суши на ужин.

— Вы ели что-нибудь необычное? Что-нибудь, что до того пробовали всего пару раз?

Она поведала ему об уни и заплакала, когда поняла, что до того пробовала их дважды — с Марко.

— Вы плачете от боли? — спросил врач, надавив пальцами на припухлость над губой.

Она только кивнула.

— Что ж, это мог быть испортившийся кусочек рыбы или соус, — сказал он. — А может, это свежая версия аллергии на семечки какие-нибудь. Однако думаю, что это реакция на морских ежей. Это один из редких продуктов, аллергия на которые проявляется не сразу. Аллергия как бы копится в теле.

Он взял в руки пластиковый инструмент с зубчиками, на которые были нанесены различные аллергены, — рыба, кунжут, соя — и оцарапал ей ладонь.

Боль была не сильная, но вполне ощутимая — она прямо почувствовала, как врач вгрызся в ее тело, исследуя то, что она ела. Она вспомнила про сладость, соль, горечь и кислинку устриц и морских ежей — смесь любви и расставания. Чтобы вновь не расплакаться, она сконцентрировалась на дыхании.

Одни царапины остались обычными красными полосками — похожими на те, которые оставляет игривый котенок. Но та, что оставил зубец с эссенцией морских ежей, вспухла, налилась багровым цветом.

— Теперь ваш организм не принимает морских ежей, — изучив царапину, резюмировал врач. — Больше ни-ни.

Он сказал, что опухоль пройдет через пару дней, но если она вновь попробует морских ежей, то получит отек легких. Теперь ей надо носить с собой лекарство, на которое он выписал рецепт, на случай, если она случайно проглотит нечто, на что проявится ре акция. Ее тело сказало то, что уже давно понял разум. Марко ядовит.

— Остерегайтесь, — добавил врач. — Если будете пренебрегать этим, можете умереть.

Несмотря на то что лицо ее опухло и болело, Кейт успокоилась. Теперь она знает. У нее есть оружие. Она не повторит той же ошибки дважды. В ее ДНК встроено нечто, что не дает ей потреблять вредные для нее вещи. Тело покажет красный свет, предупредит, подскажет. Она вспомнила о том, что рассказывал Марко о живущих в неволе тунцах. Может, это тоже способ, которым ее тело адаптировалось к тому, что уже засело в ее мозгах. Ее отловили, и с каждым разом сбежать становится труднее и опаснее.

Кейт никогда не была религиозным человеком, но она помолилась о благополучном исходе дел. Она молилась о прощении всех своих грехов, о том, чтобы все скрытые ею секреты истратили свой яд. Чтобы лицо Кристины вновь обрело красоту. Молилась о том, чтобы в Бруклине нашлась поляна черных орхидей. Чтобы нашлось исцеление от болезни «мало-мало-мало».

— Поосторожней также с тем, что наносите на тело, лучше не использовать косметику до тех пор, пока не укрепите свою иммунную систему, — продолжал вещать врач, а Кейт только радовалась тому, что больше не обязана работать на приемах и встречаться с шеф-поваром. Аллергию она заработала сама, но и вылечить ее тоже сможет самостоятельно.

Чтобы позаботиться о ней, Ник взял выходной на весь день, и по пути домой они прошли мимо газетного киоска.

— Теперь твой бывший дружок не слишком хорошо выглядит, — сказал Джо, показав Кейт обложку журнала «Женский мир».

Марко выглядел бледным и опухшим — он сам бы назвал себя «намакароненным». Она кинулась было покупать журнал, чтобы прочесть интервью, но остановила себя и прошла мимо киоска, даже не задержавшись.

Этим же вечером Кейт рассказала Нику о царапинах на руке и что каждая из них напоминает ей о некоем случае из ее жизни. На ней карта вкусов. Вот воспоминание о первом именинном торте — на нем розовые цветы. Тут тунец с родительского гриля, который она ела на выпускной. Здесь икра из «Побережья».

Ник взял ее руку и подставил под свет лампы у дивана. Царапины еще розовые, но уже тают. Она чувствовала себя лучше, хотя отметина от ежей все еще была припухшая и саднила. Это напоминание. Красный, запрещающий свет.

— Может, оно и к лучшему, — пробормотал Ник и попросил ее закрыть глаза.

Она почувствовала, как, взяв ее лицо в ладони, он поцеловал ее припухлые веки. Она никогда не чувствовала себя такой красивой. Из кафе ниже этажом слышалась музыка, и она впервые задумалась о том, что, возможно, так было каждый вечер, когда их не было дома. Может, им стоит найти квартиру поспокойнее. Она почему-то уверена, что теперь они будут проводить гораздо больше времени дома вместе.

Кейт открыла глаза и посмотрела на Ника. Она поняла, что это новый старт, вторая попытка, нечто, что они не планировали, чего не ожидали найти в Нью- Йорке. Что-то, что медленно, но верно становится понятным в свете миллионов лампочек, горящих далеко от них, за рекой.