Антистерва - Анна Берсенева

– Сколько тебе лет, Манзура? – спросил Василий.

– Уже очень много. Восемнадцать.

– Это хорошо, что уже восемнадцать. Завтра пойдем в загс и распишемся. Если ты не против, – спохватился он. И добавил: – Я тебя бить не буду.

Ему тут же стало стыдно. Наверное, это должно было прозвучать для нее убедительно, и все-таки – как он мог сказать такое женщине? Но что еще ей сказать, он не знал.

– Нельзя со мной жениться, Василий-ака, – упрямо повторила она, глядя на него исподлобья. – У меня детей не будет.

– И не надо.

Он произнес это резко, словно отрубил. Все равно он не сумел бы объяснить ей, почему сам не хочет иметь детей. Он чувствовал в своей душе какое-то глубокое, изначальное несчастье, которое было в его отце и каким-то необъяснимым образом перешло к нему. Василий не знал, отчего оно возникло, – отец ведь так и не рассказал ему об этом. Он понимал только, что мама уехала именно из-за этого – из-за чего-то, что было однажды сделано отцом и что не позволяло ей с ним остаться, несмотря на всю его любовь…

А может, все было совсем не так. Но, во всяком случае, передавать это несчастье дальше Василий не хотел.

Манзура вдруг заплакала. Спохватившись, что за своими невеселыми мыслями совсем забыл о ней, Василий притянул ее к себе, положил ее голову на свое плечо и стал гладить по косам, по виску, по тонкому изгибу щеки. Она замерла, словно прислушиваясь к его прикосновениям, потом вдруг подняла голову и, вглядываясь в его лицо, жарко проговорила:

– Ты самый хороший! Я тебя буду всегда… любить, да? Так правильно, да?

– Да. – Василий снова обнял ее и поцеловал в дрожащие, соленые от слез губы. – Правильно – любить.

– Здравствуйте, Иван Леонидович, – сказала Лола. Невозможно было не удивиться, увидев его здесь. Но она почему-то не удивилась. – Я рада вас видеть.

Это было чистой правдой. Лола произнесла эти слова просто так, как обычные слова вежливости, и только после того, как они уже прозвучали, поняла: их смысл точно совпал с тем, что она почувствовала, увидев космонавта Ивана Леонидовича Шевардина во дворе дома Ермоловых.

– Я тоже, – сказал он.

И по огоньку, мгновенно сверкнувшему в его черных глазах, было понятно, что он тоже говорит правду.

– Так вы, получается, уже знакомы? – удивился Матвей. – Ну-ка, тетушка, колись: в космос ты, что ли, успела слетать?

– Да нет, – ответила Лола. – Мы познакомились при вполне земных обстоятельствах. Хотя и красивых. «Сердечное вино», помните? – улыбнулась она.

Теперь, в московском осеннем холоде, в облике Ивана Шевардина не было той порывистости, которая так ей понравилась, когда они плыли по темной воде Адриатики. Но что-то в нем осталось неизменным. Что именно, Лола не понимала, но чувствовала эту его неизменность совершенно отчетливо. Она не успела удивиться неожиданной ясности, с которой опять почувствовала постороннего человека, потому что этот человек сказал:

– Как не помнить, Елена Васильевна!

И его слова прозвучали с такой необыкновенной, такой живой простотой, что Лола даже опешила. Она давно не слышала таких интонаций. И вместе с тем ей показалось, что она слышала их всю жизнь. Это было очень странно. Лола посмотрела на Шевардина с некоторой растерянностью.

Впрочем, долго разбираться в своих ощущениях ей не пришлось.

– Пошли, Ленка, пошли, – поторопил Матвей. – Космонавт наш в соседнем доме живет, увидитесь еще, будет время для воспоминаний. Или ладно, постой пока здесь, я машину поймаю.

– А твоя где? – спросил Шевардин.

– Продал. Я, Вань, никак не разберусь, что мне в этой вашей жизни делать, – слегка смущенно объяснил Матвей. – Ну а деньги-то нужны во дни сомнений и тягостных раздумий. Вот «бумер» и продал. Езжу пока на…

Тут у него под курткой зазвонил телефон. Лола засмеялась – Матвей выхватил его из-за пазухи таким жестом, каким д’Артаньян выхватывал шпагу из ножен.

– Да! – воскликнул он и поспешно отошел в сторонку, к песочнице. – Конечно, не передумал… Через часок точно… Нет, раньше не получится… Ну, не обижайся… Потому что не получится. Почему обязательно по бабам?.. Нет… Нет… Да! А ты сомневалась?.. – доносилось оттуда.

Судя по всему, племянничек беседовал с девушкой, у которой собирался перекантоваться, пока тетушка будет жить в его квартире. Он предложил Лоле переехать сразу же, как только заметил, что ее все-таки тяготит житье при родственниках, даже при таких, как его родители. Лола долго не соглашалась, но потом решила, что ее нашествие на квартиру Матвея не продлится долго. Анна пообещала познакомить ее с галеристами, которые выставляли и продавали кукол, а значит, можно было ожидать хоть какого-то заработка. Вряд ли он оказался бы большим – все-таки если у нее, как утверждала Анна, и был талант, то имени не было никакого, – но Лола надеялась, что на съемную квартиру должно хватить.

Вообще-то она решила воспользоваться предложением Матвея после того, как его отец сказал ей:

– Лена, ведь ты имеешь столько же прав на эту квартиру, сколько и мы. И можешь в ней жить вместе с нами. Или можно ее разменять.

Только этого ей не хватало! О чем-то подобном она и догадывалась, еще когда Матвей заявил ей в Душанбе, что она должна сообщить его родителям дату прилета, чтобы они приехали за ней в аэропорт!

И тем же вечером она случайно услышала, как, сидя на кухне, Сергей говорил жене:

– Эту квартиру она разменивать вряд ли захочет. Значит, я должен купить ей другую. Надо же когда-нибудь прекратить эту несправедливость.

Что ее двоюродный брат относится как раз к тем людям, которые прекращают всяческие жизненные несправедливости, Лола поняла едва ли не с первого взгляда на него. Наверное, бизнесменские дела Сергея Ермолова позволили бы ему купить ей квартиру. Но Лола не хотела становиться очередной его заботой! Насколько она успела понять, все женщины, так или иначе попадавшие в круг его внимания, именно этим и становились. Правда, Анна работала сама, и у нее даже был собственный, хотя, как говорил ее сын, и эстетский, но бизнес – журнал по искусству «Предметный мир», которым Лола зачитывалась еще в доме Кобольда. И мама Сергея жила отдельно на даче в Абрамцеве, и жила почти безвыездно; после первых охов и слез у Лолы еще не было случая толком поговорить с нею. Но все равно: даже теперь, когда жизнь этих женщин была, в общем-то, налажена, неизменность Сергеева к ним внимания была очень ощутима. Во всяком случае, для Лолы, которая вообще была чутка к тщательно скрытым, защищенным от внешнего мира проявлениям человеческой натуры. К тому же Анна однажды сказала, что когда-то, чтобы заняться своим нынешним бизнесом – поставкой из Англии высокотехнологичного оборудования, – ее муж бросил университет, в котором преподавал высшую математику. Лолу это настолько поразило, что она даже решилась осторожно расспросить брата, почему он это сделал.