Огненная река - Виктория Угрюмова

– Твоя правда. А что скажешь ты, Магнус, по поводу этого рассказа?

– Что здесь не обошлось без постороннего вмешательства. Но думаю, не надо быть магом, чтобы понять это. Отправимся в Хахатегу и на месте посмотрим, как нам быть. Кстати, Каэ, дорогая, как нам угомонить ваш перстенек? Он мне все уши прожужжал.

– Ты тоже слышишь его болтовню?

– После того как вы об этом сказали вслух, я решил обратить на него внимание. Похоже, он так этому обрадовался, что заговорил со мной. Признаться, я и сам теперь не рад.

– Нахал! – брякнул перстень.

Каэ подпрыгнула в седле.

– Если ты немедленно не успокоишься, я снова вытащу камень из оправы и закопаю его посреди дороги.. И я это сделаю. Ты меня не знаешь, но поверишь, когда с тобой случится эта неприятность.

– Знаю, знаю, – хмуро пробормотал талисман. – Что же это за судьба у меня такая горькая?

Каэтана начала подозревать, что прежние боги так запрятали его не из-за необычайной ценности, а исключительно из соображений собственного спокойствия. Ведь иногда выясняется, что здравый рассудок – это не такая уж бесполезная вещь.

В отличие от Ронкадора, дороги в Хартуме были хорошо наезженными трактами. Во всяком случае, они не испарялись на полпути, и к столице отряд продвигался довольно быстро, на ночлег останавливаясь на обочине, в лесу. Люди, конечно, устали от постоянного напряжения, но не жаловались. Все прекрасно понимали, что могло быть и гораздо хуже. Храм Нуш-и-Джан на удивление легко расстался с талисманом, и Каэ иногда задумывалась над тем, не последует ли неожиданное продолжение этого приключения.

Перстень периодически оповещал ее о местонахождении талисманов Джаганнатхи. Если верить ему, а не верить причин не было (собственно, для того его и разыскали, чтобы он мог вещать себе на воле), то большинство этих предметов находились на своих местах без движения. Но несколько активно передвигались по Арнемвенду, и это внушало опасения. Каэ представляла себе, что один талисман должен находиться у Корс Торуна. Второй – у графини Бендигейды Бран-Тайгир, если она жива, или у ее наследника. Еще один талисман есть у пропавшего без вести Деклы, а также у Элоаха, брата короля гномов Грэнджера. Какой-то из талисманов, похищенный из дворца Зу-Л-Карнайна, обретался неизвестно где. Их было пять из ныне существующих двадцати девяти, но на своих местах постоянно находились только двадцать. Четыре украшения принадлежали кому-то, о ком Каэ понятия не имела. Но, поразмыслив, она решила, что это дело будущего. Сейчас главная задача заключается в том, чтобы отыскать пресловутый предмет в столице Хартума Хахатеге и уничтожить его. Тоже занятие не для слабонервных, если учесть, какое количество темной силы будет выпущено в пространство.

С этими мыслями она и заснула, свернувшись клубочком возле костра. Номмо заботливо накрыл ее теплым плащом и уселся вместе с Магнусом выпить винца и побеседовать о том о сем. Обоим друзьям отчаянно не хватало Рогмо. И особенно Хозяину Лесного Огня. Он выглядел осиротевшей бабушкой – маленький, мохнатый, печальный. И хотя Номмо храбрился изо всех сил и хорохорился, всем было очевидно, что он тоскует по своему другу. Даже теплые отношения, внезапно возникшие у альва с бароном Банбери Вентоттеном, делу не сильно помогали. Целыми днями Номмо бывал занят, сильнее прочих уставал во время долгих конных переходов, валился без сил возле костра; но наступала ночь, и маленькому человечку снилась Энгурра, замок князя Аэдоны, веселая молодая женщина, которой он подарил белочку – ручную, шуструю и такую же радостную, как и жена князя. Снился ему маленький Рогмо, еще не имеющий представления о своей великой и скорбной судьбе, – обычный мальчишка, гоняющий по лесу со своими сверстниками-сильванами; снилось альву огромное пепелище разоренного замка и погребальные костры... Случалось, что он плакал во сне, и тогда Магнус, Барнаба или барон Вентоттен будто бы невзначай будили его и приглашали побеседовать в ночной тишине.

Могаллан и Кобинан с благоговейным ужасом наблюдали за тренировками, которые устраивал своим воинам суровый Куланн. Командир сангасоев неустанно повторял с солдатами воинскую науку великого Траэтаоны, и те подчинялись ему с охотой. То, что они вытворяли со своими мечами, казалось братьям невозможным. Иногда они пытались подражать, но быстро смущались, конфузились и возвращались к своему месту возле костра. Однажды сердце Куланна не выдержало зрелища, представшего его глазам, когда Могаллан и Кобинан своими силами отрабатывали некоторые приемы боя на мечах. Он рявкнул на них так, что душа у молодых людей моментально скрылась где-то в пятках, а может, и в более надежном месте, но они невольно вытянулись по струнке.

– Марш заниматься с остальными, – скомандовал могучий сангасой, небрежно поигрывая своим топором. – А то вы всех кур погубите, если случится битва с вашим участием.

– При чем тут куры? – наивно поинтересовался Могаллан.

– Со смеху умрут. Марш в строй!

Рыцари хотели было обидеться и уйти, гордо подняв головы, но обнаружили себя стоящими в рядах прочих воинов и выполняющими какие-то замысловатые движения клинками. Наука Куланна была столь великолепна, что они напрочь забыли об этом недоразумении с курами.

Так, через неделю отряд подъехал к необозримой крепостной стене. Она была ярко-желтой, как новорожденный цыпленок, и ее цвет заставлял улыбаться. В остальном же стена была лучше многих виденных ранее – высокая, могучая, с надвратной башней. Тяжелые ворота, дубовые, окованные бронзой, охранялись и днем и ночью. Поскольку на дворе сияло жаркое солнце и многочисленная толпа желающих попасть в Хахатегу обливалась потом, не находя и клочка тени, стражи было немного меньше, нежели ночью.

Наряд воинов Хартума был прост и привлекателен своей функциональностью: светлые одежды и плащи из легкой, почти воздушной материи давали телу дышать; головы были покрыты кусками ткани, стянутыми серебряными обручами. Половина лица была закрыта тканевыми же масками, чтобы воины не глотали пыль, поднятую стремящейся в город толпой.

Ждать пришлось довольно долго. Но наконец подошла и их очередь, и Каэ с друзьями были пропущены в Хахатегу. Не успели они миновать ворота и очутиться на мощенной светло-желтым камнем площади города, который утопал в зелени и искрился водой многочисленных бассейнов и фонтанов, как к ним на рысях подлетел юный всадник, разряженный с невероятной пышностью.

– Ты ли, прекрасная, являешься Каэтаной, принцессой Коттравей? – безошибочно определил он, обратившись к Каэ.

– Именно я.

– Тогда позволь отрекомендоваться – я внучатый племянник таурты Феаны, сайнанг Эльбеской. Сайнанг – это титул, соответствующий титулу герцога в Ронкадоре, например, – произнес молодой человек.

Он уже давно спешился и разговаривал с Каэтаной, стоя перед ее конем.

– Таурта Феана приказала мне немедленно разыскать тебя, как только проведала о твоем появлении. И приказала умолять тебя посетить дворец. Она велела передать, что встретила бы тебя лично, но тяжкий недуг приковал ее к кровати. – Лицо Эльбескоя опечалилось. И он добавил совсем неофициальным тоном: