Приключения обезьяны - Михаил Зощенко

И тогда наш спекулянт явился к своему начальнику и так сказал:

– Вот в чем дело: я, действительно, был злостный спекулянт и скупал золото в расчете на перемену. Но я здесь у вас совершенно перековался и полюбил труд на свежем воздухе. Теперь вы можете на меня вполне положиться. И в доказательство моих слов я хочу отдать вам на строительство еще триста золотых, которые у меня были зарыты на кладбище в другом месте, на могиле усопшей матери. Возьмите их, мне теперь ничего из этого не надо, тем более, что тут я увидел мир в других красках. И мое сердце окончательно и бесповоротно изменило курс.

Услышав эти слова, начальник пришел в волнение. Он так сказал:

– Очень приятно слышать такие слова. Вот теперь я вижу, что за два года с небольшим ты окончательно перековался. Я схлопочу тебе льготу по срокам и снятие судимости.

И вскоре нашего спекулянта освободили по чистой и он вернулся домой. И там, на кладбище, он вырыл вторую масленку, в которой было триста золотых, и отдал эти золотые тому, с кем он сюда приехал.

И вот стал наш спекулянт снова жить в этом городе Ч. И даже он там работал по распространению сельскохозяйственных изданий.

И многие подумали, что с ним произошла чудесная перемена, как это бывает с другими людьми.

Но в сентябре прошлого года он в высшей степени неожиданно попался.

Там на кладбище, на могиле своего только что умершего сына, сидела одна мать. И она там четыре часа сидела в полной неподвижности под тяжестью своего горя.

И уже наступили сумерки. А она все там сидела и тихо плакала.

И вдруг она увидела, что на кладбище пришел человек. Отмерил три шага от одной могилы и маленькой лопаточкой стал рыть землю.

И вскоре она увидела, что этот человек вырыл из земли глиняный сосуд и со своей ладони ссыпал туда пригоршню золотых монет.

Потом снова зарыл сосуд и утрамбовал землю.

Тут женщина подняла тревогу. И сторож совместно с милиционером схватили пытавшегося убежать.

И в милиции увидели, что это и был наш спекулянт, отпущенный до срока.

В глиняном кувшине оказалось около пятисот золотых и некоторое количество колец, браслетов и брошек.

И вот снова наш сын купца отправлен на строительство.

И там мне его и показали. И я долго не без любопытства на него смотрел, когда мне рассказывали о нем эту историю.

И тогда я понял, почему у него такое обиженное лицо. И сказал об этом рассказчику.

Но мой рассказчик ответил:

– Нет, у него обиженное лицо не потому, – только вчера у него отобрали четыре золотые монеты, которые он ухитрился где-то тут приобрести. Его же товарищи нам об этом сказали и просили его как-нибудь обуздать. Этот человек, как зверь, понюхавший крови, уже, видимо, не оставит своих привычек.

И я снова взглянул на «короля золота». Он снял свою барашковую шапочку, вытер вспотевший лоб и посмотрел на меня до того грустным взглядом, что я отвернулся.

Вчера я задержался у моих знакомых.

Немного поговорили. Потом одна спела. Потом хозяин часа три читал свои стихи. Так что довел гостей до полного обалдения.

В общем, когда взглянули на часы – был второй час ночи.

Певица осталась ночевать у подруги. А я, как говорится, побрел домой восвояси.

Спустился по лестнице вниз – дверь, к сожалению, уже закрыта. Надо звонить. Будить дворника. Неприятная процедура.

Нащупал рукой звонок. Звоню. Жду. Еще раз звоню. Нет, вижу – что-то не идет мой дворник.

А на душе довольно погано. Жалко потерянного вечера. Вдобавок все время на ум приходят хозяйские стишки. Особенно одна фраза привязалась. Прямо ударяет в голову: «Сердце бьется от радости…»

Раз, может быть, сто повторяю я эту фразу. Потом вдруг какие-то дурацкие детские стишки выплывают из памяти: «Сердце бьется, хвост трясется…»

Проходит минут десять. Сначала я подаю короткие, нежные звонки. Потом нажимаю более продолжительно. Потом минут пять стою, уткнувшись пальцем в звонок.

Начинаю легонько стучать ногой в дверь. Потом дергаю дверь и колочу в нее до того, что прохожие в испуге шарахаются.

Наконец, слышу долгожданные шаги и мелодичное позвякивание ключей. К подъезду подходит дворник в дежурной шубе.

Открывая дверь, он говорит:

– Тоже целый час колотит, – наверно, мне всю дверь расшевелил.

Я говорю:

– А если вы целый час слышите, как стучат, так какого лешего не открываете?

Он говорит:

– А я почем знал, что тут стучат? Мало ли стука идет по городу? Вы бы взяли и позвонили. Еще интеллигент, а кнопку найти не может.

– Да я, говорю, целый час звонил. Может, звонок не звонит.

– Ах, это очень возможно, – говорит дворник.

Он нажимает кнопку звонка, прислушивается.

– Так и есть, – говорит дворник, – обратно звонок оборвали. Ой, что я буду делать с моими жильцами, – я прямо не знаю. Каждый день что-нибудь особенное они мне преподносят.

Я хочу пройти на улицу, но дворник придерживает дверь ногой. Он говорит, подозрительно меня осматривая:

– А, может быть, это вы звонок оборвали. Я почем знаю.

Я говорю:

– Зачем же мне было рвать звонок, если он мне как раз нужен? Чудак-человек.

Он говорит:

– Вы мне зубы не заговаривайте, а лучше скажите – с какого номера, собственно говоря, вы идете?

– С десятого, говорю.

– Тогда, – говорит дворник, – подымитесь наверх и скажите хозяину – пущай он вас до дверей проводит. А то я не знаю, кто вы есть. И почему вы идете. И зачем вы тут целый час ночью в подъезде околачиваетесь.

Я говорю:

– Да хозяин, наверное, уже спать лег. Чего мне его будить? Вот если бы я с узлом шел, – вот тогда бы вы могли тревожиться.

Дворник говорит:

– Мне указанья не надо делать. Я все время должен тревожиться на своем посту. А уж если бы ты с узлом шел, то я бы тебя моментально в отделение милиции доставил.

Я говорю:

– Слушай, отец, я иду с десятого номера от Михайловых. Ну какого черта ты меня морозишь?

Дворник говорит:

– А может, ты мне всех этих Михайловых сейчас убил. Или, может быть, я не знаю, что ты с ними в настоящее время сделал. И, может, желаешь поскорей уйти. Как же я тебя пропущу?

Я роюсь в кармане, достаю рубль и даю дворнику.

Он берет рубль и говорит:

– Вот тем более – как я тебя пропущу. Теперь меня еще больше сомнение берет. Может быть, этим рублем ты хочешь меня «смазать», чтоб пройти.