Холод, пиво, дробовик - Андрей Круз

Семен вздрогнул и часто-часто задышал. Потом успокоился, открыл глаза и уже без хрипа и надрыва произнес:

— Убили меня.

— Вижу, — кивнул я.

Лекарство не подействовало — рана и не подумала затянуться.

— Нет, — шумно выдохнул Лымарь и вдруг приподнялся на одном локте. — Давно уже. Давно убили.

Он перевалился набок, поднялся на колени, а потом и вовсе встал. Встал с дырой в животе, оставленной пулей двенадцатого калибра!

— Давно уже убили, — повторил Семен. — Но не до конца. Место там пакостное было. Очень пакостное. Петрович с того света вытащил. — Лымарь посмотрел на окровавленное отверстие в тулупе и выругался: — Вот дерьмо!

— Ты нормально?

— Да, нормально все со мной! Нормально! Понял?

— А дыра в животе?

— Ты мое здоровье обсуждать решил? — разозлился Лымарь. — Сказал же, нормально все! Отстань!

Семен в сердцах пнул кондуктора, и тот сдавленно хрюкнул.

— Подожди, он живой? — опешил охранник химика.

— Ну да. Оглушил просто.

— И что с ним теперь делать?

— А что с ним делать? — фыркнул я. — Разговаривать с ним надо, что с ним еще делать! Вдумчиво разговаривать, не здесь.

— Понятно, что не здесь! Забери к себе, расспроси. Потом решим, как дальше быть. Сам ничего не предпринимай, понял? — Семен окончательно пришел в себя и даже двигаться стал почти так же уверенно, как и раньше. Будто ничего не произошло.

— А если он вас Жилину сдал?

— Значит, его поздно уже убивать, нет? — срезал меня охранник химика и ухватил кондуктора под руку. — Помогай!

Фомин вновь замычал, тогда Лымарь отпустил кондуктора и спросил:

— Чем ты его вырубил?

— «Нокаутом». Заклинание такое.

Семен вытащил из кармана еще один футляр от авторучки и опустился к Игорю с новым шприцем.

— Это что? — насторожился я.

— Успокоительное, чтоб не рыпался.

— Когда отпустит?

Лымарь задумался и не слишком уверенно предположил:

— К утру, наверное.

— И как его допрашивать?

— Хочешь, чтобы он очнулся и на улице крик поднял?

Я не хотел. Семен сделал кондуктору инъекцию и ухватил его под руку.

— Потащили!

— Подожди! — Я сложил дубинку и сунул ее в карман, взял обрез и помог охраннику химика выдернуть Игоря из сугроба.

Так мы дальше кондуктора и потащили — под руки. И нормально: картинка для здешних мест самая обычная. Вот через дорогу Игоря волокли уже чуть ли не бегом, да и дальше опасливо поглядывали по сторонам, но вечер и снегопад скрыли нас от любопытных взглядов как случайных прохожих, так и тех, кому любопытствовать полагается по долгу службы.

Добредя до пикапа, мы откинули задний борт, уложили кондуктора в кузов и накрыли сверху брезентом.

— Порядок! — тяжело выдохнул Семен. — Поехали!

Я с сомнением посмотрел на его окровавленный тулуп.

— Не загадишь сиденье?

— Это ты так пошутил сейчас? — хмыкнул Лымарь, распахивая дверцу.

— Да какие шутки? — вздохнул я, забираясь за руль. — Мне, может, машину еще продавать!

— Поехали!

Я убрал обрез на заднее сиденье, к жезлу «свинцовых ос», завел двигатель и тронулся с места. Ехал без лишней спешки и очень аккуратно — еще не хватало попасть в аварию и объясняться с дружинниками по поводу отсутствия документов, бессознательного человека в кузове и пассажира с дырой в животе.

Семен, впрочем, на покойника нисколько не походил. Да и раненым не казался. Разве что старался лишний раз не шевелиться да досадливо морщился, всякий раз опуская взгляд на окровавленный тулуп.

— Теперь зашивать? — не утерпел я и проявил не слишком тактичное в данной ситуации любопытство.

— Само затянется, — буркнул Лымарь. — Я же не совсем покойник — так, серединка на половинку.

— Прям само?

— Мертвой водой Петрович рану обработает — и затянется. Бывало и хуже.

Я промолчал. В том, что бывало хуже, сомневаться не приходилось. Быть мертвым само по себе уже не слишком хорошо.

— И что, так с любым можно? — спросил некоторое время спустя.

— Нет, — покачал головой Семен. — Совокупность факторов совпасть должна, — повторил он чьи-то слова и потер шрам на скуле. — Мне просто повезло.

Да уж, то еще везение.

Лымарь перехватил мой взгляд и указал на обочину.

— Останови, дальше сам дойду.

— Уверен? — спросил я, прижимая пикап к обочине за полукруглым пристроем оружейного магазина «Толедо».

— Уверен, — подтвердил Семен и напомнил: — Фомина особо не прессуй. Лучше вообще не прессуй — его искать будут. Он должен либо домой целым, невредимым вернуться, либо… ну не знаю… под машину попасть. В любом случае — лишние телесные повреждения ни к чему.

— Кто решать будет?

— Поговори с ним. Завтра вечером загляну — и решим.

Охранник химика выбрался из салона, обошел машину и заковылял через проезжую часть на другую сторону дороги, я глянул ему вслед и поехал домой. Добрался без приключений, загнал пикап в каретный сарай, но выходить не стал и достал с заднего сиденья обрез кондуктора.

Интереса ради передернул помпу и поднял вылетевший под ноги патрон. Так и есть, «магнум» с тяжелой пулей. Пятьдесят граммов — это не шутки, пятьдесят граммов никакие амулеты, кроме алхимических, не отведут. Алхимические амулеты, к слову, в Форте запрещены. Правда, и ружья тоже…

Я задумался, что делать с обрезом, — проблем из-за незарегистрированного оружия можно огрести вагон и маленькую тележку, — но ни к какому выводу не пришел, разрядил и оставил валяться на сиденье. Актуальней проблемы есть.

Надо звать Гордеева…

Как уже говорил, однажды Дюпре передал с Платоном сюда мой домашний арсенал с Аляски. Что-то очень пригодилось, вроде «баррета» пятидесятого калибра, что-то числилось в бесполезном, вроде карабина AR-15, какие-то охотничьи винтовки были ни туда ни сюда, да и патронов под них особо не было. Но вот два пистолета могли оказаться более чем полезными.

«На той стороне» я пользовался всего двумя пистолетными калибрами — 10 «ауто», под который у меня было два ствола, а остался один, и классическим сорок пятым «аутоматик колт пистол», то есть тем, который все знают. До сего момента я с этими пистолетами ничего делать не планировал — я под все выпускаю много разновидностей пуль, и многие из них могли бы создать проблемы автоматике. И точно так же вес пули роль играл — в револьвер под сорок пять «длинный кольт» я мог засунуть пулю весом аж в триста гран, а для самозарядников верхний оптимальный вес был двести тридцать гран. То есть по амулетам он должен был работать хуже.