Воин пяти Поднебесных: Пророчество - Уэсли Чу

— А вдруг она пришла, чтобы покаяться? — произнес кто-то.

Хоть что-то хорошее.

— В последний раз повторяю, я его не убивала, — сказала Тайши и достала деревянную монету, которую дал ей Мори. — Меня прислал сюда настоятель храма Тяньди в Возане. Вот доказательство.

Сану не двигался с места. Прищурившись, он посмотрел на монету и помрачнел еще больше.

— Ли Мори из Шуланьского княжества дал тебе это?

— Он просил меня узнать правду.

«Я лишь немного преувеличила, так ведь?»

— Надменный возанский настоятель, который произносит цветистые речи? — уточнил Сану.

— Ну да, — признала Тайши.

Похоже, Мори не пользовался здесь авторитетом.

Сану щелкнул пальцами.

— Взять ее.

Двое братьев Ханьсу уже протянули к ней руки, когда Тайши опомнилась. Танец Ласточки с пением вылетел из ножен.

— Только коснитесь меня, и ваша кровь осквернит священную землю. Уверяю вас, я не зря считаюсь живой легендой.

Клинок, слегка гудя, покачался туда-сюда, прежде чем Тайши избрала своей целью младшего монаха. Люмань смотрел на нее с должной осторожностью, зато в глазах у Пахма горел огонь. Он, казалось, едва сдерживался.

Зал звенел от напряжения.

Сану что-то резко говорил. Цофи кричала. Старые монахи в ужасе жались друг к другу. Только трое воинов молча готовились к бою. Шло время — и, как и думала Тайши, Пахм не выдержал первым. Она продолжала сохранять бесстрастие. Молодой монах бросился вперед, и его кулак описал в воздухе широкую дугу. Она успела бы вздремнуть, не то что отбить нападение. Этот парень не только внешне напоминал вола, он и двигался так же медленно.

За секунду до столкновения занавеска рядом с мозаикой откинулась, и появился худой как жердь мужчина в поношенном и грязном синем одеянии.

— Что за шум? Немедленно прекратить!

К изумлению Тайши, Пахм повиновался и убрал кулак. Кончик Танца Ласточки уже почти настиг цель. Тайши в последнее мгновение отвела клинок в сторону, едва не распоров мягкую плоть под подбородком молодого монаха.

Люмань тут же подскочил и силой отвел Пахма в сторону. Он повернулся к Тайши, умиротворяюще разводя руками.

— Спасибо, спасибо.

Старший монах прекрасно понимал, что могло случиться.

— Он медлителен, как мул, — предупредила Тайши, — и его действия можно предвидеть.

— Он научится.

— Если доживет. — И Тайши обернулась к вошедшему, который строго отчитывал Сану и остальных монахов.

Кто обладал властью говорить с настоятелем так сурово?

— Как смеете вы употреблять насилие в священнейшем месте? — хриплым напряженным голосом спрашивал мужчина в синем.

— Эта женщина убила героя пяти Поднебесных, ваша святость, — запинаясь, выговорил Сану.

— Чушь. Она ни в чем не виновата. Первый посетитель за много лет, интересующийся пророчеством! Наконец мы получили возможность исполнить наш божественный долг — а вы, глупцы, решили ее убить. Вон отсюда и велите остальным не шуметь. Не подобает устраивать такую сумятицу посреди ночи.

Сану низко поклонился.

— Простите нас.

— Я иду спать. Разбудите меня утром.

Настоятель поклонился еще ниже, так что крошечная шапочка в виде наперстка свалилась у него с головы.

Тайши внимательно посмотрела на этого странного человека. Что-то в нем было знакомое. Серебристо-синее одеяние, длинные горизонтальные морщины на лысом черепе, сросшиеся брови, необыкновенно острый кривой нос, синие глаза, мочки ушей, отвисшие почти до подбородка…

Не только у Тайши ожили воспоминания. Цофи осторожно приблизилась к человеку в синем и произнесла:

— Я где-то его видела.

И тут до обеих дошло. Они действительно его видели. Как и все жители Просвещенных государств. Они росли на рассказах об этом человеке. Он был изображен на картинах, на рисунках в книгах, на мозаике. Его фигурки стояли в каждом доме, над каждым очагом.

Тайши потрясенно ахнула:

— Клянусь синим плодоносным чревом Королевы, вы — оракул Тяньди!

На следующее утро Синьдэ подошел к Цзяню, подметавшему двор, велел ему умыться и забрать корзину с подарками у тетушки Ли. Цзянь должен был отправиться с ним на переговоры, вместо того чтобы прислуживать за завтраком. Такой удаче юноша едва поверил. Он поспешно умылся, а затем бросился на кухню, где тетушка Ли поджидала его с огромной корзиной, полной еды, вина и изящных вещиц, в числе которых была и золотая статуэтка кошечки, приносящая удачу. Тетушка не забыла отложить несколько булочек для Цзяня и Синьдэ. Почти не замедляя шага и жуя на ходу, с корзиной под мышкой, Цзянь вернулся к старшему ученику, который ждал за воротами.

Улицы были еще почти пусты, когда они двинулись в восточную часть города.

— Я позвал тебя, потому что хотел с тобой поговорить, — сказал Синьдэ, когда они прошли несколько кварталов. — Сайык по-прежнему тебе докучает?

Цзянь вспомнил вчерашнее утро и покачал головой.

— Нет, все уже гораздо лучше.

— А другие ученики?

— Иногда, — признался Цзянь, — но меньше.

— Кто тебя обижает? Я их накажу.

— Я сам могу разобраться. Не нужно, чтоб вмешивались старшие.

Синьдэ слегка улыбнулся:

— Я рад, что ты ко мне прислушался. Но все-таки скажи, если будет трудно. Я не хочу, чтобы тебя снова побили.

— Хорошо, старший ученик, — отозвался Цзянь.

Синьдэ усмехнулся и похлопал его по плечу.

— Вот что такое быть частью школы. Узы братства нередко выковываются оружием, особенно во время стычек между разными кланами. Мне сказали, что это ты вытащил меня из толпы после боя с Кейро. Спасибо. Теперь мы братья.

Услышав от Синьдэ слово «братья», Цзянь обрадовался больше, чем сам был готов признать. Губы у него задрожали, и он изо всех сил постарался скрыть слезы. К счастью, кое-что их отвлекло, прежде чем кто-либо успел заметить его слабость.

Кое-что напоминало камушек. Первый пролетел у Цзяня перед носом. Второй над головой, третий тоже. Юноша нахмурился, поднял «камушек» с земли и пощупал.

— Хм… сушеная слива.

Еще три сушеные сливы просвистели мимо. Цзянь повернулся, ища источник, и получил сливой в переносицу. Он пошатнулся и чуть не уронил корзину.

— Эй, перестань! — воскликнул он, протирая глаза.

— Сам перестань! — крикнул сердитый голос, и кто-то быстро устремился к нему, продолжая бросать сливы.