Приют для списанных пилотов - Валерий Хайрюзов

— Давай искупаемся, — предложил он Мишко. — Куда бы меня судьба ни заносила, я везде старался искупаться. А вот в Сербии не приходилось.

Мишко посмотрел на дорогу, на солнце, согласно кивнул головой и, сев за руль, по боковой дорожке съехал вниз к реке. Сергей быстро разделся и подошел к воде.

— Смотри — ледена, — предупредила его Милица.

«Ну, этим нас не испугаешь», — подумал Сергей и, оттолкнувшись от берега, прыгнул в воду.

— У нас, на севере, это все равно что кипяток! — крикнул он, всем своим видом показывая, что вода теплая и лучше не бывает.

Мишко покачал головой и, подняв вверх руки, пошевелил ладонями, как бы показывая, что не может составить компанию. Затем снял с себя рубаху, достал из багажника ведро, кусок поролона и, набрав из речки воды, стал мыть машину. Сергей вылез из воды, начал растирать грудь: для купаний вода все же оказалась прохладной. Милица некоторое время смотрела на Сергея, затем отошла в сторону, разделась, подошла к берегу и, как, наверное, делают все женщины, попробовала ногой воду. Сергей посмотрел в ее сторону. Все девушки, как говорил Русяев, когда у них все на месте, не боятся показать себя.

— О, Серж, эмбарго, эмбарго! — воскликнул Мишко, поймав взгляд Сергея.

— Мишко, мой машину, — засмеялся Сергей. — С таким подходом дети твои точно будут мыть машины. Только не свои, а турецкие!

Милица бегом влетела в реку, подняв брызги, упала в воду и, сделав испуганные глаза, с криком выбежала на берег.

— Ледяна, ледяна! Ледовитый океан!

Мишко достал из багажника «Природную лозовую», налил в пластмассовые стаканчики ракию.

— Вот теперь точно — живели! — засмеялся Сергей, почувствовав, как огненный комочек покатился вниз к желудку.

— Сережа, оказывается, большой притворщик, — усаживаясь в машину и протирая волосы полотенцем, сказала Милица. — Я поверила, в воде, думала, умру, превращусь в ледышку. До сих пор не отогрелась.

— А ты не садись с ним рядом, — кивнув в сторону Мишко, сказал Сергей. — Посмотри, какой он строгий и холодный, точно айсберг. Мы люди хоть и северные, но греть умеем не хуже ракии.

Почувствовав, что хватил лишку, Сергей умолк и, прикрыв ладонью губы, начал смущенно откашливаться. Медленная улыбка скользнула по лицу Милицы. Ее молчание подтверждало, что он взял неверный тон и она решает для себя, как отнестись к его словам.

— Еще ракии? — сломав возникшую неловкую паузу, обернувшись, сказал Мишко.

— Можно, — стараясь не встречаться с глазами Милицы, согласился Сергей. — У нас в старательской артели говорили: первая идет комом, вторая — ломом, а после третьей — идешь буреломом.

Из Печа выехали поздним вечером. Милица все же пересела на заднее сиденье к Сергею. Мишко взял еще одного пассажира до Белграда. Попутчик оказался профессором Сараевского университета Драганом Петровичем. Узнав, что Сергей из России, он тут же предложил ему принять участие в конференции, которая должна была состояться в белградском Доме писателей.

— Сейчас для нас самый главный вопрос, что делать и куда идти дальше, — говорил он, полуобернувшись к Сергею. — Мы остались в одиночестве. Россия оказалась в стороне. Каждый день работает на наших врагов. Они готовятся нанести окончательный удар. Милошевич маневрирует, Ельцин спит или еще чего-то там делает. Народ ваш тоже дремлет, как медведь, и не понимает, что завтра с него шкуру спустят. Перед нами один вопрос — выжить. Мы испокон веку живем между молотом и наковальней. С одной стороны, агрессивный мусульманский мир, с другой — католики. Мы и так были разобщены. Сейчас — тем более. Немало у нас людей, ориентированных на Запад. Они ждут своей минуты. Увидите, они заставят выйти людей, особенно молодежь, на улицы. Полмиллиона сербов, что живут и работают в Германии, Франции, Австрии, через одну-две генерации становятся людьми с западной идеологией. Православие для них — религия предков, не более. Так в свое время для удобства проживания сербы принимали мусульманство. Теперь выбирают католичество. Это реальность. Враги обрабатывают тех, кто только начинает обретать Бога. Они говорят: «Живите, как мы, и все у вас будет — машины, деньги, весь мир». Россия теряет на Балканах свои позиции. Впрочем, кое-кого в Москве это вполне устраивает.

— Уважаемый профессор во многом прав, — заметила Милица. — Но те ребята в Боснии, которые после выпускных экзаменов вместе со своими учителями уезжают на фронт, чтобы сменить своих отцов и братьев, знают, чье оружие в руках их врагов. Они не откажутся от православия.

— К большому сожалению, это оружие советского производства, — сказал Сергей. — Все, что было на вооружении армии ГДР, передано немцами хорватам. Иран поставляет мусульманам наше же оружие.

— Вот видите, — продолжил профессор. — Мы просили Россию продать нам оружие, даже деньги перечислили, а нам говорят: нельзя — эмбарго. Всему миру можно, а русским нельзя. Вот она — политика двойного стандарта! Наши политики допустили несколько ошибок. Не надо было силой удерживать словенцев и хорватов. Мы оказались не готовы к такой ситуации. Даже не знали, где на территории Югославии живут сербы. Когда нам выдвинули ультиматум, надо было соглашаться, искать компромиссы, но ни в коем случае не отклонять.

— Говорят, не тот умный политик, кто знает выход из аварийной, критической ситуации, а тот, кто не позволит, чтобы его затянули туда, — заметил Сергей.

— Верно, но только таких ни в Сербии, ни в России я пока что не вижу, — согласился Петрович. — Русские все еще не выработали иммунитет к опасности.

Уже смеркалось, когда они подъехали к Приштине. Сергей попросил Мишко заехать на Косово поле, где когда-то произошла знаменитая битва между турками и сербами. Тот начал что-то хмуро говорить Милице. Сергей понял: заезжать на поле не входило в его планы, но Милица настояла. Вскоре из сумерек выступила похожая на высокую квадратную трубу сложенная из черного гранита башня. Мишко остановил машину возле домика, где, по всей видимости, находилась администрация мемориала. Через дверку в металлической ограде они подошли к башне. На стене были выбиты слова царя Лазаря, с которыми он обратился к своему народу, собирая воинов на битву с врагом.

— Здесь стояли перед боем сербы, — поднявшись на башню, сказала Милица. — А вон на том бугре — турки. Там сейчас находится усыпальница султана Мурата. Вернее, его тюрбе. Там, за мавзолеем, могила Милоша Обилича. Он лишил Мурата жизни. Правым полком у турок командовал Баязет, который впоследствии попал в железную клетку к Тамерлану. После битвы по его приказу турки отрубали головы христианам и складывали их кучами. — Милица помолчала. — Наши не любят посещать это поле, но в восемьдесят девятом году, когда отмечалось шестисотлетие битвы, здесь стояло три миллиона сербов. Милошевич произнес прекрасную речь. Мы тогда были все влюблены в него. Все надежды были связаны с ним.

— Да, я хорошо помню эти настроения, — сказал Сергей. — В наш первый приезд мы только о нем и говорили. Но, говорят, политика — искусство возможного. Нельзя надеяться на одного человека, как на Господа Бога.