Дыхание снега и пепла - Диана Гэблдон

Тревога, которая не покидала его последние две недели, узлом скручивая что-то в груди, начала медленно уходить. Он кивнул, неожиданный спазм в горле лишил его дара речи. Роджер притянул Брианну к себе и крепко сжал, невзирая на ее удивленный писк и измазанную грязью одежду.

Он держал ее, кровь шумела в ушах, и он не хотел — не мог — отпустить жену, пока она сама не вывернулась из его объятий. Бри оставила руки у него на плечах, но наклонила голову набок, приподняв одну бровь.

— Да, я тоже скучала, — сказала она. — В чем дело? Что случилось?

— Чудовищные вещи.

Пожар, смерть девочки — все это стало похоже на сон за время их путешествия, их ужас притупился и стал сюрреалистичным от однообразия следующих дней: езда, ходьба, непрекращающийся вой ветра, хруст камней под ногами, песок, хвоя, грязь, гипнотическая пелена зеленого и желтого, в которой они растворились под бесконечным небом.

Но теперь он был дома, он больше не скитался по дикой глуши. И воспоминание о девочке, которая оставила сердце у него в руке, неожиданно стало таким же реальным, как в тот момент, когда она умерла.

— Заходи внутрь. — Брианна внимательно оглядывала его с беспокойством. — Тебе нужно что-нибудь горячее, Роджер.

— Я в порядке, — ответил он, но последовал за ней без возражений.

Роджер сел за стол и, пока она ставила чайник для чая, рассказал ей обо всем, что случилось. Он сжимал голову руками и смотрел вниз — на растресканную столешницу, с ее знакомыми пятнами и шрамами от ожогов.

— Я продолжал думать, что должно быть что-то… какой-то способ. Но его не было. Даже когда я… накрыл рукой ее лицо… Я был уверен, что все это происходит не на самом деле. Но в то же время… — Он выпрямился и уставился на свои ладони. В то же время это был самый реальный опыт в его жизни. Думать об этом было непереносимо, если не считать самого поверхностного упоминания, но он знал, что никогда не забудет ни одной, даже самой крошечной детали. Внезапно его горло снова сжалось.

Брианна тревожно вглядывалась в его лицо и заметила, как он касается неровного шрама от веревки на горле.

— Ты можешь дышать? — спросила она обеспокоенно.

Роджер покачал головой, хотя это была неправда — он как-то дышал, но ему казалось, будто горло раздавила какая-то огромная рука: гортань и трахея словно превратились в кровавую кашу.

Он приподнял руку, показывая, что он будет в порядке, хотя и сомневался в этом сам. Бри обошла его сзади, отняла его руку от горла и осторожно положила пальцы на шрам.

— Все будет хорошо, — сказала они тихо. — Просто дыши. Не думай. Дыши.

Ее пальцы были холодными, а руки пахли грязью. У него в глазах стояла мокрая пелена. Он моргнул, чтобы увидеть комнату, очаг и свечу, посуду и ткацкий станок, чтобы убедиться, где находится. Капля теплой жидкости скатилась по щеке.

Роджер пытался сказать, что он в порядке, что он не плачет, но она только прижалась ближе, положив одну руку ему на грудь, другая по-прежнему касалась болезненного комка в горле. Ее грудь, прижатая к его спине, была мягкой, и он скорее чувствовал, чем слышал, едва заметные и вовсе не мелодичные звуки, что она издавала, когда тревожилась или пыталась сосредоточиться.

Наконец спазм начал проходить, и чувство удушья покинуло его. Грудь облегченно поднялась — нормальное дыхание вернулось к нему, и она отпустила Роджера.

— Что… это… ты такое копаешь? — спросил он лишь с небольшим усилием, потом обернулся на нее и улыбнулся, что потребовало намного больше труда. — Я… му, чтобы… беге… мотов коптить?

Призрачная улыбка осветила ее лицо, но глаза были по-прежнему темными от тревоги.

— Нет. Это сурковая печь для обжига.

Пару секунд он пытался придумать какое-нибудь остроумное замечание о том, что такая яма великовата для того, чтобы убивать нечто настолько маленькое, как сурок, но не нашел в себе сил.

— О, — сказал он вместо этого.

Брианна подала ему чашку чая с кошачьей мятой, он поднял ее ближе к лицу, позволяя ароматному пару согреть нос и холодные щеки.

Жена налила еще одну чашку себе и села напротив.

— Я рада, что ты дома, — сказала она мягко.

— Да, я тоже. — Роджер сделал маленький глоток, чай все еще был обжигающим. — Печь для обжига? — Он рассказал ей об О’Брайенах — должен был рассказать, — но обсуждать это он не хотел. Не сейчас. Казалось, она почувствовала его настроение и не стала давить.

— Угу. Для воды. — Должно быть, он выглядел растерянным, потому что ее улыбка стала шире. — Я ведь говорила тебе, что буду использовать грязь, разве нет? К тому же это была твоя идея.

— Моя? — Сейчас его почти ничего не могло удивить, но он что-то не припоминал никаких блестящих задумок насчет воды.

Проблема с водой касалась ее транспортировки. Видит бог, воды было много — она бежала в ручьях, шумела в водопадах, капала с уступов, била из-под земли, сочилась в мшистых расселинах между скал… Но заставить ее течь туда, куда нужно, требовало знаний и инструментов.

— Мистер Уэмисс рассказал фрау Берриш — это его дама сердца, их свела фрау Уте, — над чем я работаю, и оказалось, что мужской хор в Салеме занят тем же, так что…

— Хор? — Роджер сделал еще один осторожный глоток, чай уже немного остыл. — Но почему хор…

— Они просто называют это так. У них есть мужской хор, женский хор, хор для женатых пар. Они не только поют вместе, это своего рода общественные группы — каждый хор делает что-то для общины. Ну так вот, — Брианна махнула рукой, — они пытаются провести воду в город и столкнулись с той же проблемой — нет металла для труб.

— Помнишь, ты напомнил мне о глиняной посуде, которую делают в Салеме? Так вот, они пытались делать трубы из бревен, но это очень тяжело и отнимает много времени, потому что нужно сверлом удалять сердцевину, к тому же по-прежнему требуются железные скобы, чтобы соединять их друг с другом. А спустя некоторое время дерево начинает подгнивать. Потом им пришла та же идея, что и тебе, — почему бы не делать трубы из обожженной глины?

Она оживилась, говоря об этом. Нос уже не был розовым от холода, щеки загорелись румянцем, а глаза увлеченно блестели. Брианна много жестикулировала, когда говорила, — переняла это от матери, подумал он, повеселев.

— …так что мы оставили