Безумное танго - Елена Арсеньева

– Наверное, надо «Скорую»… – выдохнула дрожащим голосом – ивдруг истерически взвизгнула, уставившись на человека, которого все еще крепкодержал Юрий.

– И милицию, – закончил тот автоматически, а потомпосмотрел наконец на свою добычу – и комок тошноты подкатился к горлу, когдаобнаружил, что сжимает, можно сказать, в объятиях полуразложившийся труп.

Эти комья сырой земли, прилипшие к одежде, вернее, к грязнымлоскутам, которые остались от костюма… Эти зеленые трупные пятна наобнажившейся коже… Этот запах тления – теперь Юрий понял, почему его таквыворачивало наизнанку! И только лицо оставалось нетронутым – бледноевпрозелень лицо с неподвижными, как бы резиновыми чертами, которые – вот чтобыло, пожалуй, самым ужасным! – вдруг показались Юрию странно знакомыми.Особенно эти брови, разбежавшиеся к вискам двумя короткими запятыми, чтопридавало лицу наивное, изумленное, мальчишеское выражение, особенно эти яркие,вывернутые губы. Странное лицо, обаятельное даже в своей некрасивой забавности…

Да ведь это горнист! Тот самый горнист с видеокассеты«Черное танго»… горнист, с которым «подавала пример» остальным «пионерам» Ингаи с которым потом грубо сношался Фролов!

Что за бред?

Труп «горниста» провел по лбу бледной, покрытой гнилостнымипятнами ладонью, издав гулкое стенанье, вырвавшееся, казалось, из самой глубиныего полуразложившейся груди. Это был жуткий звук, и ему, как эхо, отозвалисьдвумя сдавленными криками Алёна и очнувшаяся баба Варя.

Конечно, им в самом деле было страшно. Они ведь не виделитого, что видел Юрий! Они не видели, что мертвец неосторожным движением смахнулс лица бровь, а заодно размазал одно из самых выразительных трупных пятен:сине-зеленое, с крошечными белыми личинками, уже отложенными могильнымичервями, грызшими его плоть…

Ну, триллер! Ей-богу, триллер!

Почти не веря глазам, не зная, то ли хохотать истерически,то ли матюгаться самым жутким матом, Юрий сгреб пятерней мертвеца за лицо исильно потянул. Он не ожидал, что вся эта земля, и гниль, и мерзостная вонь таки поплывут меж пальцев, наполняя горло тошнотворной слюной, но в следующий мигчто-то резиново хлюпнуло – и Юрий понял, что не ошибся. Он держал тонкуюрезиновую оболочку с искусно намалеванными на ней чертами, щедро политуюсине-зеленой краской, а с открывшегося лица – другого лица! – на негоглядели невинные голубенькие глазки типичного Митрофанушки: розовощекого,веснушчатого – и вполне живого, хоть и насмерть перепуганного.

– Что за хренотень? – растерянно спросил Юрий. –Покупайте маски, маски-фантомаски?

– Я его убила… убила… – донесся женский стон, и Юрийоглянулся на бабу Варю, которая стояла на коленях, простирая вперед дрожащиеруки и глядя на бывший труп глазами, до того залитыми слезами, что они,пожалуй, ничего не видели.

У Алёны на лице было выражение неописуемого изумления. Онанедоверчиво перекрестилась, глядя на «труп», – и испуганно взвизгнула,когда он вдруг сделал попытку вскочить. Но Юрий был начеку – «мертвец» получилпо шее и припал к полу, тихонько подвывая: впрочем, жалобно и совсем нестрашно.

– По-моему, он довольно-таки жив, – возразил Юрий,пытаясь поймать взгляд бабы Вари. Зрачки огромные, глаза сплошь залиты безумнойчернотой… – Эй ты, Фантомас, отвечай: жив? Не слышу!

Приказ был подтвержден увесистым ударом по шее, и Фантомаспроблеял:

– Жи-ив… Это была шутка! Шутка!

– Шутка? А как же тебя зовут, шутника этакого?

– Иванов… моя фамилия Иванов…

– Вспомни-ка получше!

Рука Юрия взлетела для нового тумака, и Фантомас простонал:

– Денис Кораблев! – Тут же поймал свирепый взглядсвоего стража и завопил: – Нет, правда! Меня нарочно так назвали – в честь«Денискиных рассказов»! Ну разве я виноват, что родители ими в детстве бредили,а фамилия наша – Кораблевы?!

Похоже на правду…

Баба Варя растерянно моргнула. Дошло наконец, что трагедияобернулась фарсом!

Она провела ладонью по лицу, стирая слезы, а когда убраларуку, Юрию почудилось, будто она тоже сдернула маску – растерянности, страха,боли. Теперь у нее было совсем другое лицо, и взгляд тоже был совсем другой:сосредоточенный взгляд снайпера, не ведающего ни промаха, ни пощады.

Она оглянулась на племянницу, неодобрительно буркнула:

– Что за нелепая стрижка? Ты себя просто изуродовала,Алёна! – и снова уставилась на Юрия, как бы определив для себя мысленно,кто здесь командир.

– Несколько месяцев назад, в феврале, ко мне вломились дваграбителя и начали надо мной измываться, пытаясь отнять Золотую Звезду моегопокойного мужа, который был Героем Советского Союза, – начала онасуховатым, несколько даже протокольным тоном, будто давала показания в кабинетеследователя. – Когда они преступили всякие границы человечности, я смогладобраться до пистолета и застрелила одного из них. Меня задержали на несколькодней, потом выпустили и по суду оправдали.

Алёна тихо ахнула, и Юрий понял, что она впервые слышит обовсем этом. Да, их с бабушкой отношения не назовешь теплыми! Впрочем, эта бабаВаря, Варвара Васильевна, точнее, – не из тех, кто жаждет какого-тоособого родственного тепла. Ее одиночество – крепкая броня, скоро онаокончательно придет в себя и будет только стыдиться, что какие-то люди, пустьдаже внучатая племянница и ее друг, видели ее беззащитной, страдающей, слабой.

Нет, но какая молодец бабка! Застрелила грабителя,«преступившего всякие границы человечности»!

Застрелила, а теперь… Кажется, Юрий начал понимать, чтоздесь происходит.

– Спустя некоторое время в моей квартире начались странныеявления, – все тем же сухим тоном продолжала свой «рапорт» ВарвараВасильевна. – Сначала звонки, потом голоса, доносившиеся, как я теперьпонимаю, с балкона, потом ледяной ветер, дующий под дверь. Голос все времятвердил одно и то же: «Зачем ты меня убила?» Сегодня он завел ту же песню, носмог подобраться ко мне и даже схватить за горло. Я… признаться, я несколькорастерялась… – Она смущенно кашлянула, плотнее запахивая на груди заношенныйхалатик, надетый поверх ночной рубахи.

– Растеряешься тут, – пробормотал Юрий, отводяглаза. – Тут с ума сойти недолго или вовсе от разрыва сердца умереть. Что,задача стояла именно такая? – возвысив голос, резко обернулся он кпленнику – и с удовольствием заметил, что новая тактика имеет успех: Фантомасвтиснулся в пол:

– Нет, мы… просто шутка, я же говорю!