Гимназия Царима - Марьяна Сурикова

— Вот как? — Сенатор наконец выпустил мою руку и потер подбородок. — Директор объяснил, что по личным обстоятельствам.

Отлично! Обстоятельства ведь разные бывают. Молодец директор. Лучше придумать некое общее объяснение, тогда к нему какие угодно подробности привязать можно.

— Извините, — до меня донеслись звуки музыкального вступления, — после этого номера нам выходить, мне нужно к подругам.

— С нетерпением буду ждать вашего танца, Мариона.

Он снова ловко перехватил мою руку и поцеловал пальцы.

Ага, ждите, сенатор, будете приятно удивлены.

Музыка заиграла; нежное вступление ласкало слух, и постепенно в прекрасные звуки мелодии вплетались чудесные голоса. Это была старая песня о чести и смелости. Песня о доблестных воинах, которые пришли в Кенигхэм, чтобы защитить его от ужасных тварей. Исполнение было таким, что заставляло заслушаться. И наверное поэтому даже наше волнение отступило. Мы растворились в мелодии, стали ее частью и одна за другой устремились на сцену, чтобы исполнить свой танец в честь защитников. И только я знала, что мы танцуем не только во славу воинов, но и в память об их хранительницах.

Мы выплыли на середину сцены, синхронно по знаку мелодии повернулись спиной к залу и дернули за завязки плащей. Новый аккорд — и тяжелые покровы слетели, а мы вскинули вверх руки и закружились. Громкий пораженный «ох» из зала на миг вплелся в переливы мелодии, но зазвучавшие с новой силой голоса исполнительниц заставили все возгласы утихнуть.

А мы танцевали.

Отдавшись всецело музыке, не боясь сбиться с шага или оступиться, легко скользили по сцене. Это были удивительные мгновения, когда мы ни на что не обращали внимания, это был маленький рассказ о чужих жизнях длиною в танец.

Нет доказательств, что так же ощущали себя остальные, но мне казалось, мы едины в общем порыве и забыли думать о том, как шокированы зрители. Все выходило столь слаженно, единодушно и гармонично, что ни одна не допустила ошибки, никто не столкнулся друг с другом, не сбился, не пошел в другую сторону. Наверное, чудесные платья хранили в себе древнее волшебство.

Музыка отзвучала, мы замерли. Голоса певиц затихли, а зрители не шевелились и не двигались не меньше минуты. Мы ожидали аплодисментов или (к собственному отчаянию) гневных возгласов, но вот в зале послышался шорох и скрип отодвигаемых стульев. Защитники, совершенно спокойно и равнодушно просматривающие предыдущие выступления, удостоившие исполнителей лишь сдержанных хлопков, вдруг поднялись слаженно со своих мест и так же единодушно, как мы исполнили этот танец, нам поклонились.

Они нам поклонились!

Мы замешкались на пару секунд, так сильно оказались поражены, а потом присели в ответном поклоне и не успели выпрямиться, как тяжелый занавес упал, отрезав нас от зала.

С этой стороны кулис, на краю сцены стояла разгневанная Эстель, а за ее спиной возвышался директор.

— Вы все, — обвела она нас подрагивающим пальцем, — лишены каникул. Ни одна не поедет домой!

Астаил дожидался выступления, но конечно же с гораздо меньшим пылом, чем продемонстрировал Марионе. Безмерно раздражало, что его заставили до вечера торчать в гимназии, прежде чем увидеться с ней. Что-что, а беспокойство было не наносным. Он едва не лишился своего рудника, который был уже почти в кармане.

Стоило лишь отлучиться по делам на окраину Кенигхэма, как почти одновременно пришло два сообщения, а еще раньше сработали оба кольца. Одно, подаренное невесте. Простенькое с виду, но обладающее сильными защитными свойствами колечко, которое не только охраняло избранницу от поползновений со стороны других мужчин, но и берегло ее здоровье. Такую ценную добычу и правда следовало стеречь. А вот вторым просигналил старинный родовой перстень. Тот, что надевался на руку женщины, принявшей обеты рода Орсель. Оно в положенное время сменяло помолвочное колечко, что и позволило Астаилу надеть второе на пальчик другой девушки. Вряд ли кто-то из предков до него разделял эти вещи. Но ведь помолвка и замужество отличны друг от друга. Не всегда выходило жениться на той, кого выбрал в невесты. Подобные случаи происходили и с его родственниками, а потому закреплял брак именно родовой перстень, который пока еще сидел точно влитой на другом, изрядно похудевшем, ставшем почти прозрачном пальчике. Однако помчался сенатор в первую очередь не домой, а именно в башни. Увидел девчонку невредимой и сам удивился, когда перевел от облегчения дух.

Неужели и правда понравилась? Астаил задавался вопросом, наблюдая за отворачивающейся от него Марионой. Все в ней — взгляд, движения, поза — выдавало нежелание говорить с ним, видеть его. Он усмехнулся про себя. Это пока. Придет время, и она, как прочие женщины в его жизни, тоже начнет кидаться ему навстречу, обнимать и спрашивать, что так задержало его. А после умолять не уходить, побыть подольше. Жена, любовницы — поведение всех в какой-то момент становилось схожим и начинало утомлять своим однообразием.

Он вновь задумался, что могло привлечь его именно в этой симпатичной мордашке. Обычно им руководил интерес, иногда азарт, порой даже страсть, а сейчас… отчего-то сложно было сказать наверняка. Но одна ее черта точно выделяла девушку из общей массы — она вела себя независимо, не пыталась добиться чьего-то расположения, достичь некой выгоды, что определенно усложняло процесс ухаживания. Мариона спокойно могла обходиться сама по себе. Эта внутренняя самодостаточность и привлекала. Хотелось добиться ее внимания, получить ответный интерес.

Легкое движение справа внезапно заставило повернуть голову. Астаил поднял взгляд и в полумраке зала, который уже наполнили звуки чарующей музыки, увидел Эсташа тен Лоран. Защитник только вошел и, не желая беспокоить устроившихся с комфортом зрителей, замер возле стены, прислонившись к ней плечом. Тут занавес поднялся, и сенатор перевел взгляд на сцену, чтобы понаблюдать, как непокорная невеста будет танцевать в подаренном им платье. Вот девушки плавно вышли одна за другой, замерли в определенном порядке спиной к зрителям, закутанные в длинные плащи, а потом одновременно сбросили верхнюю одежду, и Астаил поймал себя на том, что невольно привстал со стула, впиваясь взглядом в лица повернувшихся девушек. Хотя неправда, в лицо одной из них, которая, легко улыбаясь, чуть прикрыв глаза и вскинув руки вверх, совершила первый поворот. Изящество исполнения, красивые плавные движения и совершенно невообразимое платье. Не его подарок!

Конечно, он видел более откровенные вещи, и вовсе не простой, изумительно обрисовывающий стройную фигурку наряд вызывал внутреннее раздражение вперемешку с восхищением.

Пошла наперекор. Молодец. Обыграла его, причем красиво. Через минуту после начала танца именно это слово уже занимало все его мысли. Красиво. Она красивая. Нет, не той завлекательной соблазнительной грацией уверенной в себе женщины, которая так раззадоривала мужчин, подобных ему, а какой-то одухотворенной, неземной, заставлявшей позабыть на время остальные мысли и просто любоваться. Сейчас Астаил даже вспомнить не мог того времени, когда на протяжении всего выступления не хотел глаз отводить от женщины или же мысленно переключиться на обдумывание посторонних вопросов и насущных проблем. Когда он в последний раз смотрел и наслаждался настолько, что последние аккорды музыки оказались абсолютно неожиданными?