Тот, кто ловит мотыльков - Елена Михалкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Жана-Люка Годара, – подсказала Маша.
– Не знаю такого. Пусть будет Годар. Но не этого… кто снял «Грань будущего»?
– Даг Лайман. Между прочим, «Идентификация Борна» – тоже его.
– «Идентификацию», допустим, я одобряю. Но ты-то как можешь смотреть затрапезный боевик? Ты, культурная женщина!
Культурная женщина задумалась.
– Я смотрю не боевик, а историю перерождения.
– Поясни?
– Жил-был довольно плохонький человек, трус и мелкий пакостник. А потом начал умирать раз за разом. И через смерть пришёл к возрождению в качестве героя.
– Позвольте! – запротестовал Сергей. – Я вообще-то тоже смотрел этот фильм и ничего подобного в нем не помню.
– Это потому что ты смотрел на щупальца пришельцев, – ласково сказала Маша. – А я смотрю на лицо Круза и на пластику его тела в самых первых сценах и в заключительной части. Это два разных человека. Удивительное перевоплощение. Помнишь, как вначале он еще пытается спасать солдат из своего взвода? А в конце даже не поворачивается в ту сторону, где они погибают, потому что понимает, что и секунду времени тратить на них бессмысленно: все равно солдаты умрут. И все это отражается в его глазах. Преображение и возрождение, – повторила она.
– Ну, может быть, может быть. – В голосе мужа звучало неприкрытое сомнение, и она рассмеялась. – Бог с ним, с Крузом. Как у тебя дела? Тебе там не скучно?
Маша добросовестно рассказала о курицах, о соседской девочке, с которой она ходит на прогулку, о лесе и озере. И ни слова о том, что происходило вокруг на самом деле.
Нельзя дергать мужа. Нельзя. Она видела, как мрачен он был в последнее время. Как при упоминании Илюшина замыкался и уходил в себя. А сейчас – смеется, называет его «этот троглодит». Пусть работает с троглодитом спокойно, не нервничая из-за жены.
– Расследование движется? – осторожно спросила Маша.
– Еще как! – Голос у него был бодрый, и она обрадовалась. – Спим только мало. Илюшин сегодня от недосыпа пытался откусить от замороженной пиццы.
– И как?
– Ты же его знаешь. Если он чего-то хочет, он это получает. Пицца со слезами сама отломила от себя лучший кусок и вручила ему.
Маша засмеялась.
– Скучай и пиши, – строго сказал Сергей. – И пересмотри «Крепкий орешек». Там наверняка тоже найдется философская подоплека.
На экране застыла с разлетевшимися волосами Эмили Блант. Маша подумала и отложила планшет в сторону.
«В самом деле, почему именно этот фильм? Почему я ухватилась за историю о герое, который умирает и вновь возвращается к жизни?»
Мертва ли Марина?
Могла ли женщина в окне быть Якимовой?
А еще курица, боже мой, курица!
«Но зачем Марине скрываться, если она не погибла?»
Маша пересела за стол, нарисовала избу. Над трубой дымок. Под окном цветок. А из окна выглядывает женщина с красными волосами.
Ксения сказала: «Марина извела Корниловых». А Маша поправила ее: не извела, а изгнала. Но девочка часто проговаривается, сама того не замечая.
Что произошло между Корниловыми и хозяйкой?
Она отложила карандаш и некоторое время мрачно смотрела в окно. Все повторяют, что Марина мертва. Но что, если мертва не она?
Допустим, только допустим, что Марина что-то сделала со своими гостями. Что-то, заставившее ее сбежать… И прятаться в лесу, пока односельчане дружно врали, что она ушла за грибами и заблудилась. Правда, Ксения утверждала, что она принимала участие в поисках, но это мог быть спектакль, разыгранный для кого-то третьего.
Здесь мало жителей. Они все помогают друг другу.
Могут ли они покрывать убийцу?
Прятать ее?
Поддерживать ее дом в жилом состоянии?
Ее рука, выписывающая все более густые завитушки дыма, замерла над рисунком. Дом Марины не был нежилым, но и обитаемым назвать его нельзя.
– Кто-то терем прибирал да хозяев поджидал…
Да, в комнатах чисто, однако сад зарос и пришел в запустение. Там, где живут постоянно, не качается трава с человеческий рост, не обвивает калитку дикий вьюнок. И запах! Запах места, где нет людей, тоже ни с чем не спутать.
Если Марина жива, она должна чем-то питаться. Холодильник был пуст.
«Не в коробках же ей приносят еду»!
Почему Колыванову стало плохо, когда она сказала, что ее зовут Маша, а не Мариша?
К Якимовой приезжали гости, и у них вышла ссора с таволжанами. Они обидели старуху Пахомову. Поджигали ульи. Устроили в тихой Таволге переполох.
– Как бы мне проверить, живы ли Корниловы?
Она побарабанила пальцами по столу, подражая Макару. Даже имена неизвестны. Допустим, имена ей подскажет Ксения… Но что дальше?
Здравый смысл подсказывал: если бы год назад здесь случилось двойное убийство, об этом до сих пор говорили бы.
Но если Корниловы живы, зачем сбежала Якимова?
…Маша сама не заметила, как придала нарисованной женщине в окне свои черты. Сердито схватила ластик и стерла все лицо – до грязно-серой дырки в обрамлении красноватого пуха.
Себе трудно врать. Ее беспокоило их сходство – мнимое или реальное – из-за которого в уме старика так прочно утвердилась мысль, что она и есть Марина. Была ли тому виной трагедия, связанная с ее исчезновением? Может, ему не хватало хорошего друга, которым Марина была для него? Фотографический портрет вставал перед мысленным взглядом: сардоническая усмешка, холодный взгляд.
«Я не хочу стать такой же через десять лет!»
Будь рядом Сергей, он развеял бы Машины опасения за минуту. Но Бабкин остался в Москве. Маша недооценила, до какой степени она разучилась быть одна. Не в бытовом смысле – с бытом она отлично справлялась, и ей, пожалуй, доставляла удовольствие роль хозяйки, тем более, что играть ее она собиралась недолго, – но в смысле неосознанной привычки к постоянному диалогу с тем, кто рядом. Точно путешественник по неизведанным землям, каждые десять миль сверяющийся с компасом, Маша имела обыкновение прокладывать свои пути и узкие тропинки, сверяясь с мужем. «Кажется ли тебе удачной идея этого сценария?» «Надеть ли синее пальто на прогулку?» «Ты согласен, что мне не стоит браться за эту работу?» – десятки коммуникаций, десятки решений, от пустяковых до серьезных: почти незримый контрапункт счастливой семейной жизни, сигнал, отправляемый в космос: я тебя вижу; я тебя учитываю; ты мне важен.
Подошел Цыган. Положил морду ей на колени.
– Ну что, старичок? Хочешь на прогулку?
Маша опасалась, что Цыгану у нее будет тяжко. Но пес освоился с такой легкостью, словно был собачьим принцем, украденным из дома в щенячестве и вспомнившим о привилегиях, принадлежащих ему по праву. Своим законным местом он определил диван. Будь диван Машиным, она бы, может, и не возражала. Однако распоряжаться чужой мебелью ей не позволяла совесть.