Чаша страдания - Владимир Голяховский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит, вы ЧСИР?
— Я не знаю, что это значит.
Он, раздраженно:
— Не знаете? Это значит «член семьи изменника Родины», вот что такое ЧСИР.
Лиля вспыхнула и опустила глаза.
— Что ж, если хотите подавать документы, это ваше право. Но учтите, что у нас много поступающих, среди них есть демобилизованные и участники войны. Как бы вы ни сдали экзамены, вас все равно примут только условно, на случайно освободившееся место.
Лиля сдала экзамены на все пятерки, но не нашла своего имени в списке принятых, который вывешивали на стене у деканата. Она спросила секретаршу, та порылась в бумагах:
— Вы приняты условно, если освободится место.
Лиля проплакала всю ночь, мама сидела рядом, гладила ее, успокаивала:
— Но что же делать? Надо ждать — может, тебя и зачислят.
— Ни за что не зачислят. Это потому что я еврейка и дочь «врага народа». Это все одно и то же: это ненависть к нам.
— Но все-таки не надо терять надежду, может, освободится место.
Всхлипывая и глотая слезы, Лиля пробормотала:
— Меня и на свободное место не зачислят.
— Тогда подашь документы в другой институт. С твоими отметками тебя примут.
— Но, мам, я не хочу, не хочу в другой, я хочу в тот, который не дали закончить тебе.
Накануне первого дня занятий она пришла в деканат с последней надеждой узнать, есть ли освободившееся место. Секретарша сказала:
— Свободных мест пока нет.
Ей оставалось только уйти. Лиля стояла у стола и не могла сдвинуться с места, впав в ступор. Из кабинета вышел декан факультета, седой и толстый доцент Жухоницкий, всмотрелся в нее и назвал по фамилии:
— Вы Берг? Зайдите ко мне.
Лиля вошла, уверенная, что ее прогоняют, у нее дрожали ноги. Он заметил это.
— Садитесь. Ваша мама — Мария Берг?
— Да, мама… но я ведь все написала в анкете, как полагалось.
— Вы не волнуйтесь. Мы с вашей мамой когда-то вместе учились в институте и были друзьями. Вы похожи на нее. Приходите завтра и учитесь, я перевел вас из условных в постоянные студенты.
Сначала она не поняла и смотрела на него, хлопая глазами. Он повторил:
— Да, да, приходите завтра и начинайте учиться, вы зачислены.
От неожиданной радости у нее началась почти истерика.
— Спасибо, спасибо, спасибо, — и девушка захлебнулась слезами.
— Ну, ну, идите и учитесь.
Лиля влетела домой запыхавшись:
— Мам, мам, меня приняли насовсем! Я уже не «условная», я студентка!
Мария всплеснула руками и тоже заплакала от неожиданной радости:
— Ну вот видишь, я говорила, что не надо терять надежду.
Лиля обняла ее и хитро улыбнулась:
— А знаешь, меня ведь приняли из-за тебя.
— Из-за меня? Как?
Она в одну минуту выпалила весь свой разговор с деканом Жухоницким. Мария слушала с улыбкой. Перед ней проходили картинки из ее молодости.
— Да, он был хорошим парнем. Ты говоришь, он толстый… А тогда был ужасно худой. Ах, какие мы были молодые!.. Знаешь, он ведь ухаживал за мной, мы с ним гуляли, сидели на скамейках, ходили в кино… Но потом появился твой папа, — она вздохнула: — Есть все-таки справедливые и смелые люди в наше время.
Лиля от возбуждения не знала, что делать в первую очередь. Надо заняться подготовкой — собрать тетради для записей лекций и занятий, заточить карандаши. Тетради у нее были только школьные, она советовалась с мамой, какие и сколько взять:
— Мам, я возьму две толстые — для лекций и две тонкие — для семинаров. Хватит?
— Мама, мне надо рано проснуться, разбуди меня.
— Мам, а что мне надеть? Ведь я теперь студентка.
Мария заранее приготовила ей серое платье из джерси с белым воротничком, которое привезла кузина Берта и передала через тетю Олю. И кузину, и платье она держала в тайне от дочери, решив, что подарит платье к поступлению в институт. Она достала его из тайника в шкафу:
— Ну, раз ты уже студентка, вот — надень это.
— Это мне? — Лиля поразилась, схватила платье, приложила к себе, посмотрела в зеркало, запрыгала от восторга:
— Какая прелесть! Это заграничное, да? Где ты достала?
— Купила по случаю у знакомой спекулянтки, — схитрила Мария.
И сделала ей еще один подарок — развернула сверток, в котором был медицинский халат.
— Ой, мама, настоящий халат! Это тоже для меня?
— Конечно, — в глазах у Марии стояли слезы. — Я так надеялась, что тебя примут, что припасла его заранее. Тебе он будет нужен с первого дня, ты же учишься в медицинском институте.
— Как здорово! Спасибо, мамочка.
Потом вдруг вспомнила:
— Ой, надо же обязательно помыть голову, чтобы волосы утром были пушистее.
Побежала в общую ванную, одну на всю квартиру. Соседи занимали ванную в очередь по расписанию, и, как на грех, это был не их день и ванна была занята до полуночи. Пришлось купаться уже за полночь, потом долго сохли волосы, а фена у них, конечно, не было. Она поздно заснула, плохо спала и все думала: как утром уложить волосы? А когда проснулась, укладывать их уже не успевала, пошла в институт с двумя косичками, как ходила в школу. Только заплела их свободнее, чтобы были попышней.
На курсе занималось шестьсот студентов. С порога Лиля попала в такое многолюдное окружение незнакомых девушек и парней, в каком никогда не была. В школьные годы ее угнетало, что все знали, что она дочь «врага народа», не такая, как все. Теперь, в окружении этой толпы, она впервые в жизни была уверена, что здесь она — как все, что никому нет дела, кто ее отец. И впервые ей можно было не бояться косых взглядов и не испытывать чувство унижения. И от этого на душе у нее было необычайно легко.
Новоиспеченные студенты с шумом усаживались в аудитории, уходящей амфитеатром вверх, слушать первую в их жизни профессорскую лекцию. Она символизировала начало их врачебной жизни, и им было интересно, что они услышат. Все с любопытством оглядывали друг друга. Лиля, переполненная неожиданным счастьем зачисления, в приподнятом настроении, уселась на скамейке в верхнем ряду и приготовила тетрадь для конспектирования лекции.
Как интересно рассматривать тех, с кем она должна проучиться бок о бок шесть лет! Почти все — со школьной скамьи, юные и худые. Одеты многие бедно: сказывались тяжелые и бедные послевоенные времена. «Взрослых», как Лиля считала, людей старше двадцати было немного. Демобилизованные из армии выделялись военными гимнастерками. Еще были заметны несколько узкоглазых молодых китайцев в одинаковых синих кителях, застегнутых до ворота. Китайцы из недавно образованной новой страны — это было непривычно и ново, она видела их впервые.