Психология проклятий - Альма Либрем

Тэсса бережно сложила зелёное платье и опустила его в сумку. Та не закрывалась; она даже выложила остальную одежду, но этот проклятый подарок опустила прямо на книги, чтобы ничего не помялось. Сверху — сбросила всё, что осталось, бормоча под нос заклинания, может быть, и необоротные, и не заботясь о том, что будет дальше. Схватила сумку и помчалась прочь из общежития.

Пойти к тётке? Или бросить университет, уехать к родителям? Она устала бороться; она чувствовала себя разбитой, будто бы кто-то нарочно расколотил её на мелкие кусочки, оставив по себе только выжженное поле.

Котэсса игнорировала холод. Тот подбирался из каждого угла коридоров общежития, и девушке следовало бы остановиться, набросить на плечи накидку — но ведь она оставила её в аудитории, когда ждала профессора Куоки. Да и кого теперь это волновало? Гори она пропадом! Последнее, что ей хотелось — возвращаться в университет и видеть, как соседки терзают бедный плащ, пытаясь вытрясти из неё рецепт приворота для Сагрона или что-то вроде того.

Что они скажут? Приворожила преподавателя, сама же потом распрощалась со всем, что могло называться гордостью и честью.

Потому ли ей было так больно? Котэсса хотела сказать, что да. Но, хотя сознание и отрицало это, дело было в Сагроне. В том, что она влюбилась, а теперь чувствовала себя ненужной, выброшенной на улицу собачонкой, которую уже некому гладить. Даже против шерсти. Или котом, когда функция его уже выполнена, ребёнок наигрался и больше не желает смотреть на надоевшее животное. Она брела по снегу — хотя снег и был всего лишь камнями коридора, — с трудом переставляя ноги, и чувствовала, как фантомный снег падал на фантомную кошачью шерсть.

Всё закончилось.

Сколько б она ни сопротивлялась мысли, что влюбилась, сколько б ни отрицала свои чувства, это было так легко отбросить! И сдалась же всего несколько дней назад, позволила себе поверить в то, что и ему она важна — зачем?

— Тэсси? — она почувствовала, как чужие руки крепко сжали плечи, и, не разбирая дороги, рванулась вперёд. Мужчина оказался сильнее; он рывком притянул её к себе, сдерживая, не позволяя сделать и шагу. — Послушай, Тэсси…

— Если тебе так мешало это проклятье, — она попыталась оттолкнуть Сагрона, — то ты мог бы… Да будь ты проклят!

Из уст проклятийницы это обычно звучало особенно грозно, но сегодня оказалось лишь жалким, тихим писком испуганной девчонки. Она шмыгнула носом, и мелкие слезинки впитались в его пальто, не оставив за собой и следа.

Как не оставят и следа воспоминания о ней через несколько дней. Он же теперь свободен.

— Мне пора, — она вновь дёрнулась, но Сагрон только отобрал сумку и отрицательно покачал головой. — Замечательно, значит, я уйду так, — Котэсса бросилась вперёд, уже почти увидев выход, зная, что он за следующим поворотом.

— Без тёплой одежды, вещей и денег? — окликнул её Дэрри. — Тэсси, будь разумной, пожалуйста.

Она застыла на повороте, не зная, бежать ли вперёд или всё-таки остановиться. Оглянулась на него и с трудом сглотнула, чувствуя, как подступает к горлу комок.

— Я и так была достаточно разумна, — прошептала Котэсса. — Теперь я имею право делать всё, что захочу, доцент Дэрри. Всё равно уже хуже не будет.

— Всегда есть что-то, что хуже, — он примирительно улыбнулся. — Подойди ко мне.

Она сжала пальцами острый угол поворота, словно надеялась вернуться в реальность. Эти улыбки — это просто уловка. Его мягкий тон — попытка заговорить ей зубы, чтобы не сказала Ирвину правду.

— Я не собираюсь отрицать то, что заявила сегодня утром, — ответила Котэсса, заставив себя расправить плечи и взглянуть на него со всем возможным достоинством. — Пусть они считают так, если это будет им удобно. Но я не собираюсь оставаться здесь ни на минуту. Верните мне сумку, господин доцент.

— Тэсси, — он подошёл вплотную, и девушка попыталась выдернуть вещи из его рук, но — безуспешно. — Нам надо поговорить. Я всё тебе объясню.

— Нам не о чем разговаривать, — если б не эти проклятые слёзы, прозвучало бы более правдоподобно. Как же она хотела не плакать! — Я хочу уйти.

— И куда ты пойдёшь? — когда Сагрон успел подойти настолько близко? — Один разговор, Тэсси. Пожалуйста, позволь мне… Не здесь?

— Какая разница где? — голос Котэссы звучал хрипловато. Она знала, что истерика притихла ненадолго, на несколько минут, а потом вернётся новым взрывом. Сагрон тоже это чувствовал; он взял её за руку, так и не вернув, впрочем, сумку, и повёл куда-то за собой.

Полгода прожить в общежитии — и не знать его толком! Сколько раз она прибегала из своей комнаты к нему, а до сих пор не могла запомнить дорогу от самого входа. Но сейчас Котэсса могла только смаргивать слёзы. Коридор превратился в размытое серое пятно, окружившее её яркими вспышками заснеженных окон. Она позволила Сагрону открыть дверь, буквально втолкнуть его внутрь — и едва не упала, зацепившись за валявшийся под ногами котелок. Он опять варил какое-то зелье?

— Зачем я сюда пришла? — спросила она, чувствуя накатившую следом за слезами слабость. Надо быть более чёрствой, проигнорировать его слова, но что-то подсказывало девушке, что не получится. — Я просто хочу уйти.

Сагрон опустился на ковровую дорожку, валявшуюся у подножия дивана, и сжал её ладони. Почти что на одно колено; от странной ассоциации с губ Котэссы сорвался горький смешок. Он держал её руки так, словно пытался вдохнуть в них тепло, и девушке внезапно стало стыдно за собственную дрожь.

— Куда ж ты пойдёшь? — мягко промолвил Сагрон. — Или ты спешишь сбежать из университета, вернуться к своим родителям и жить жизнью, которую будешь ненавидеть? Тэсси…

— Зачем было пользоваться этим артефактом? — выдохнула она. — Если ты настолько хотел избавиться от этого проклятия… Да ты мог остаться этой ночью со мной! — Котэсса попыталась освободить ладони. — И не нападать на тех несчастных. Или это тоже было ради меня? — последние два слова сочились ядом. — Да?

— Я не нападал на тех стражников, — покачал головой Сагрон. — И уж тем более я не пользовался артефактом.

— Но…

— Выслушай, — прервал её мужчина, — а потом будешь говорить. Не было никакого проклятия. Оно просто не подействовало. Элеанор в формулу включила множество ограничительных деталей; это проклятие можно использовать только по отношению к своей семейной паре, максимум к жениху-невесте. И, да, она была права, когда говорила о том, как его снять: но речь шла об обручённых, которые ещё не добрались до брачного ложа. Я уж молчу о обязательном факте измены, без которого проклятие просто не сработает!

Котэсса застыла.

— Элеанор провела эксперимент, — Сагрон говорил быстро, сбивчиво. — Когда ты случайно вложила силу в её слова, но ничего не вышло, она решила проверить, насколько сильно работает психология проклятий — продвигаемая её безумной мамочкой теория, что если поверить в действие проклятия, то оно само вернётся откатом. Она наложила на меня какое-то реагирующее на чужие прикосновения заклинания, подарила тот первый ожог. Может быть, и второй, я не знаю. А дальше меня уже ни к кому и не тянуло. У Жодора вырос хвост, потому что он был действительно проклят; нас с тобой связывала только чужая ложь.