Влюбленные женщины - Дэвид Герберт Лоуренс

— Сейчас, — начал Беркин, — я покажу тебе все, чему научился и что не успел забыть. Позволь… — Он обхватил руками обнаженное тело стоящего перед ним мужчины и легко перевернул его, удерживая на колене головой вниз. Когда Беркин ослабил хватку, Джеральд вскочил на ноги, глаза его пылали.

— Здорово! — воскликнул он. — Попробуем еще разок!

И мужчины принялись бороться. Они были совсем разные. Беркин — высокий, худой, костяк тонкий, изящный. Джеральд — гораздо плотнее и пластичнее. Крепкое сложение, хорошо развитая мускулатура, красивые, можно сказать совершенные, линии тела. При взгляде на него становилось ясно, что он твердо и прочно стоит на земле, в то время как у Беркина центр притяжения, казалось, находился где-то внутри него самого. Джеральд обладал мощным захватом, силой несколько механической, но стремительной и неодолимой, однако Беркин из-за своей призрачной телесности был почти неуловим. Невидимкой налетал он на противника и, казалось, едва касался его, но вдруг так цепко и сильно обхватывал, что лишал того возможности двигаться.

Они делали перерывы, обсуждали методы ведения борьбы, отрабатывали зажимы и броски, привыкали друг к другу, улавливали ритм каждого, достигали взаимного физического понимания. А потом вновь вступали в борьбу. Казалось, белая плоть одного стремится слиться с плотью другого, достичь полного единения. Беркин обладал огромной нервной энергией, противнику трудно было ей сопротивляться, тот словно попадал под чары. Когда энергия ослабевала, Джеральд с усилием высвобождался и сам осуществлял серию стремительных бросков, сверкая белизной кожи.

Мужчины сближались, они боролись теперь на близком расстоянии, тела их сплетались. У обоих была белая чистая кожа, но у Джеральда она тут же краснела от прикосновения, тогда как у Беркина оставалась белой и упругой. Он словно внедрялся в более крепкое и массивное тело Джеральда и, соединяясь с ним, незаметно подчинял себе, он всегда каким-то непостижимым, потаенным знанием предвосхищал малейшее движение противника, тут же оборачивая его в свою пользу; он играл с Джеральдом, как кошка с мышью. Казалось, всю физическую информацию и тонкую, возвышенную энергетику Беркин направил против Джеральда, — они пропитали более плотного противника, крепкой сетью опутали его мышцы, захватив в плен не только мускулатуру, но и все его существо.

Мужчины боролись стремительно, восторженно, сосредоточенно, отключив разум, — два белокожих тела, плотно сцепившиеся в схватке и создавшие новое единство, которое вздувалось запутанными узлами, вроде щупалец осьминога, — оно мягко мерцало в приглушенном свете комнаты. Тугой белый клубок плоти в молчании перекатывался между стен, заставленных старинными книгами в кожаных переплетах. Время от времени слышалось чье-то сдавленное дыхание, вроде вздоха, затем быстрая глухая возня на толстом ковре и еще — ни на что не похожий звук, издаваемый кожей, когда одно тело рвется из-под другого. В этом белом, туго запутанном узле яростно бьющейся плоти подчас невозможно было различить головы — только быстрые цепкие конечности, плотные белые ягодицы — физически неразрывный союз вошедших в клинч противников. Когда характер борьбы менялся, в клубке вдруг вырисовывалась взъерошенная, слабо поблескивающая голова Джеральда, ее сменяла темно-русая, призрачная голова другого мужчины — глаза широко раскрытые, наводящие ужас, невидящие.

— Наконец Джеральд неподвижно замер на ковре, его грудь высоко и равномерно вздымалась; Беркин застыл над ним на коленях, почти ничего не соображая. Ему было еще хуже. Он с трудом дышал, ловил ртом воздух, почти задыхался. Казалось, пол ходит ходуном, сознание мутилось. Он не понимал, что происходит, и, отключившись, сполз на Джеральда. Когда сознание смутно забрезжило, Беркин понял только, что все вокруг плывет и качается. Плывет и уплывает в темноту. И он тоже куда-то плыл — бесконечно, бесконечно.

Сознание вернулось к нему вместе с гулким, доносящимся извне стуком. Что могло случиться, откуда взялся этот грохот, похожий на оглушительные удары молотка, — они разносились по всему дому? Беркин ничего не понимал. И вдруг до него дошло: стучит его сердце, хотя это казалось невозможным — ведь стук шел извне. Нет, все-таки изнутри, это действительно стучало сердце. Болезненные, напряженные, изматывающие удары. Интересно, слышит их Джеральд? Беркин не понимал, стоит он, лежит или падает.

И очень удивился, осознав, что лежит, распростертый, на теле Джеральда. Сел, опираясь на руку и выжидая, когда сердце успокоится и боль исчезнет. Она была такой силы, что от нее мутилось сознание.

Джеральд соображал еще хуже Беркина. В таком сумеречном состоянии, близком к небытию, они находились неопределенно длительное время.

— Конечно, — задыхаясь, произнес наконец Джеральд, — я не мог драться в полную силу против тебя… приходилось сдерживаться.

Беркину казалось, что сознание покинуло его телесную оболочку: он слышал Джеральда как бы со стороны. От усталости тело утратило чувствительность, сознание с трудом воспринимало произнесенные слова, на которые отказывалось реагировать. Но сердце все же постепенно успокаивалось. Сам он разрывался между покинувшим плоть ожившим сознанием и телом — бесчувственным, перегонявшим кровь сосудом.

— Я мог швырнуть тебя на ковер, если б не сдерживался, — продолжал, задыхаясь, Джеральд. — Но ты здорово меня отделал.

— Ты гораздо сильнее меня, — Беркин с трудом протолкнул эти слова в горло, — и легко мог вырвать победу.

Сердце его вновь страшно заколотилось, и он замолк.

— Я даже не подозревал, что ты такой сильный. Фантастически сильный. — Джеральд все еще не мог отдышаться.

— Меня ненадолго хватает, — отозвался Беркин. Сознание по-прежнему находилось вне тела, это оно реагировало на слова Джеральда, однако теперь немного приблизилось: гулкие, мощные удары в груди поутихли, дав возможность сознанию вернуться на место. Беркин вдруг понял, что всей своей массой навалился на мягкое, податливое тело другого мужчины. Это его озадачило: ему казалось, что он давно лежит отдельно. Собравшись с силами, он сел рядом, чувствуя себя все так же скверно и неуверенно, и, чтобы обрести равновесие, оперся на руку, коснувшись при этом руки распростертого на ковре Джеральда. Неожиданно тот мягко накрыл своей рукой руку Беркина; силы еще не вернулись к ним, дыхание не установилось, руки же крепко сплелись. Беркин мгновенно отреагировал на прикосновение, по-дружески сильно сжав руку другого мужчины. Тот ответил тем же.

Нормальное сознание возвращалось — как прилив после отлива. У Беркина почти полностью восстановилось дыхание. Джеральд осторожно высвободил руку. Беркин медленно, с еще затуманенным сознанием встал, подошел к столу и налил себе виски с содовой. Джеральд последовал его примеру.

— Борьба была что надо, — сказал Беркин, глядя на Джеральда невидящими глазами.

— Да уж, — согласился Джеральд. Окинув взглядом худощавую фигуру своего противника, он прибавил: — Ты не очень устал?

— Нет. Нужно бороться, стараться победить, не бояться ближнего боя. Это способствует здоровью.