Принцесса вандалов - Жюльетта Бенцони

Трудно сохранять враждебность, когда с тебя не сводит глаз король. Еще труднее от нее избавиться. Взгляд Месье упал на предмет, который мог бы послужить безобидной темой разговора. Глаза у него загорелись, в нем проснулся неподдельный интерес, когда он сказал:

— Я любуюсь вашей чудесной накидкой и муфтой! Это что за мех? Куница?

— Соболя, монсеньор. Признаюсь, что после болезни я стала мерзнуть, но мне кажется неучтивым подавать друзьям руку-ледышку.

— И соболя вас греют?

— Превосходно греют. Монсеньор может оказать мне честь и убедиться в этом.

Герцогиня сделала реверанс и протянула Месье муфту. Он сунул в нее руки, и на его лице расцвела улыбка.

— М-мм… Вы совершенно правы, принцесса! Необычайно приятное ощущение. И где вы нашли это чудо? В Париже?

— О нет, монсеньор, меха привезли из Мекленбурга, а точнее, с севера вандальского княжества. Чем края холоднее, тем красивее там пушные зверьки. Признаюсь, монсеньор, что сеньор мой супруг присылает мне меха большими связками.

— Неужели связками?

— Представьте себе! Но если монсеньор принц пожелал бы меня порадовать, он оставил бы у себя эту муфту, по моему мнению, достойную его вкуса, так как она очень красива.

— Вы меня ею одариваете?

— Нет, смиренно прошу оказать мне честь и принять ее, — отвечала Изабель, вновь приседая в реверансе.

— В таком случае я ее принимаю. Благодарю, принцесса.

И Месье повернулся к своей свите, показывая молодым людям нежданный подарок, которым был очень доволен сам и которым восхитились его спутники. Изабель вновь вернулась к Мадам, и та ее расцеловала.

— Вы подарили нам несколько мгновений мира и покоя, и я вам за них бесконечно благодарна. Однако я вижу, что вас осаждают друзья, о существовании которых вы и не подозревали до сегодняшнего вечера.

— Не беспокойтесь обо мне, Ваше Высочество, я не ошибусь, определяя настоящих. И знаю, что врагов у меня всегда будет гораздо больше…

Герцог Кристиан приехал на следующий день. Изабель его встретила с радостью, и радость ее была непритворна, потому что временами она уже не надеялась на встречу. Слишком уж длинной была дорога, что вела от холодных равнин Северной Германии во Францию, слишком много врагов было у ее простодушного супруга, который так беззаветно любил ее. Врагов-соперников, о существовании которых не следовало забывать. Врагов, умевших терпеливо ждать, когда удача покинет герцога, и тем более опасных, что они выдавали себя за его друзей…

Эту ночь Изабель провела как влюбленная супруга, не придавая значения несовершенствам своего любовника, покоряясь его пылу и силе, в которых очень нуждалась.

Так началась необыкновенно приятная для Изабель полоса жизни. Вскоре после празднества в Сен-Жермене принц де Конде с присущим ему размахом устроил празднество в честь супругов Мекленбургских в своем парижском особняке. Изабель была на нем королевой.

Еще веселее было на карнавале, который король устроил в Версальском парке. Изабель царила и там. Все восхищались ее щедростью, помня о роскошном подарке, сделанном ею Месье. Не было при дворе дамы или кавалера, кто не хотел бы украсить себя мехами вандальского княжества. Изабель заказала в Мекленбурге очень много мехов и, когда их привезли, отобрала самые красивые для королевской семьи. Для короля был сшит зимний жюстокор[45], который оказался ему к лицу. Изабель не только не потребовала за него платы, но скромно попросила соизволить принять подарок от «преданной служанки». Ее отблагодарили великолепным бриллиантом и уверением, что она «удостоена королевской дружбы», благодаря посредничеству де Льона, которому она написала такое множество писем.

Но больше всего Изабель радовалась своему возвращению в свиту Мадам. А Мадам с каждым днем все больше дорожила обществом Бабель. Живой нрав Изабель, ее искренняя дружба помогали Генриетте терпеть тяготы замужества, становившегося для нее с каждым днем все непереносимее. Месье подпал под пагубное влияние обольстительного наглеца, шевалье де Лоррена, который не стеснялся обходиться с принцем запанибрата даже в присутствии жены.

Генриетта делала вид, что ничего не замечает, но про себя кипела от ярости и не смогла сдержать ее, когда увидела своего заклятого врага, прячущего руки в соболью муфту Изабель.

— Вы не обрадуете подарившую вам драгоценный подарок тем, как вы с ним обошлись, — бросила она своему супругу.

— Почему вы так думаете? Все прекрасное предназначено для прекрасных, разве нет? А здесь нет никого прекраснее моего дорогого шевалье!

Мадам побледнела от гнева, но, на ее счастье, к ней подошел в эту минуту король. Ему достаточно было взгляда, чтобы понять, что происходит.

— Верните муфту герцогине Мекленбургской, — приказал он шевалье, а потом повернулся к брату, который побагровел от злости. — Делая вам подарок, герцогиня не предполагала, что вы его так низко оцените.

Герцогиня тут же возразила:

— Да простит меня Его Величество, но я никогда не беру своих подарков обратно.

— В таком случае я распоряжусь им сам, — объявил король. — Сент-Эньян, вы отнесете муфту одной пожилой даме, чье имя я вам потом назову. У нее были самые прелестные ручки в мире, но годы и ревматизм изуродовали их, и теперь они причиняют ей много горя. Она сумеет оценить подарок по достоинству.

Король подал руку невестке и повел ее к обеденному столу. Месье, не в силах перенести унижения, исчез. Де Лоррен, не сводя глаз с удаляющейся Мадам, за которой следовала Изабель, подошел к своему самому близкому другу, маркизу д’Эффья, который тоже провожал совершенно особенным взглядом Генриетту.

— Что ты думаешь об этом, д’Эффья?

— Думаю, что Мадам опасная женщина, особенно если вздумает поссорить короля с Месье. Король, как известно, дорожит ею как залогом своей дружбы с Карлом Английским. Не будь ее, мы, вполне возможно, давно уже воевали бы с англичанами.

— Я ничего не имею против войны, и мне кажется, что здесь всем бы дышалось гораздо легче, если бы она растворилась в воздухе. И ведь все бывает. Известно, что здоровье у нее слабое, а последние роды были трудными…

— Пусть время поработает на нас, а если не захочет поработать, придется… Пойдем-ка лучше отыщем Месье. Сам знаешь, что не стоит оставлять его надолго в одиночестве.

Вскоре и впрямь началась война, но пришла она совсем не оттуда, откуда ее можно было бы ждать. В конце лета отдал богу душу король Филипп Испанский, отец королевы Марии-Терезии и брат королевы-матери. Ни минуты не медля, король под предлогом получения своей доли наследства, а на деле желая военной славы, решил самолично встать во главе армии и вторгнуться во Фландрию.