Когда говорит оружие - Луис Ламур

Боб поднял кружку с кофе, кивком указывая на отдаленный склон холма.

— Дорогая, что это там такое желтеет?

Кирби Энн выглянула в окно.

— Это гречиха. Она цветет в конце июня… Боб, — прищурившись, произнесла Кирби Энн, — мы никогда здесь в июне не были! Мы отложили свадьбу, и медовый месяц пришелся на сентябрь.

Он усмехнулся.

— Знаю. В июне у нас было плохо с деньгами, но и в сентябре лучше не стало.

Она поднялась на ноги.

— Боб, заводи джип. Едем туда.

Через двадцать минут они стояли, погруженные в золотящуюся под утренним солнцем гречиху. Она окружала их со всех сторон, а у них под ногами ее густой и плотный ковер скрывал старую шахту. Боб взял в ладонь кусок руды, пронизанный прожилками серебра.

— Он же рассказывал мне, когда я была еще маленькой, — вспомнила она. — У старателей есть такая примета: «Гляди, где растет гречиха, — она притягивает серебро».

Ранним вечером нестерпимо холодного дня он вернулся в гостиницу и прошел к себе в номер. Там стояла узкая кровать с соломенным тюфяком, старый письменный стол, белый таз и кувшин а на полу валялся обрывок циновки. Если не считать стакана для питья, больше здесь мебели не было.

Бургард — сокращенно Бур — стянул сапоги со стоптанными каблуками и со вздохом вытянулся на кровати. Он устал как собака, и ему было очень тоскливо — ему было нечем заняться, разве что ждать, пока утихнет снежная буря. Тогда он выберется куда-нибудь из города и снова подыщет себе работу.

Два дня назад на Семьдесят седьмой ему сказали, что в его услугах больше не нуждаются. Он вкалывал все лето, и теперь у него на руках было всего шестьдесят три доллара, а работников в такой холод никто не нанимает. Либо отправляйся на юг, либо помирай с голоду.

Буру Хэтчу было двадцать два года, в четырнадцать он остался сиротой, и в течение последних восьми лет главным образом занимался тем, что пас скот. Зверски тяжелая работа, которая к тому же ничего не принесла ему, кроме седла, уздечки, старого кольта и винчестера 44-го калибра. У него даже лошади своей не было.

«Спенсер-Хаус» был второй по счету лучшей гостиницей города. По классу он занимал место где-то между роскошным «Метрополем» и сеновалом на постоялом дворе, где можно было переночевать, если поставить в конюшню лошадь.

Если тебе нечем заняться в Карсон-Кроссинге, то можно убить время в «Метрополе», но если ты там околачиваешься, то будь любезен сидеть за карточным столом и покупать выпивку. Так что Бур, проведя там несколько дней, остался бы на мели в преддверии холодной зимы. Скомкав подушку над головой, он натянул на себя еще одно одеяло. Даже в комнате — холодина.

Когда он заснул под завывание ветра за окнами, еще только начинало вечереть, а когда проснулся — уже стемнело. По звукам за дверью он догадался, что наступил вечер, а желудок сообщил ему, что пора ужинать; и все же он не решался выбраться из теплой постели в промозглую комнату.

Несколько минут за тонкой перегородкой раздавалось приглушенное бормотание, которое затем преобразилось в ясно различимые слова, и он прислушался.

— До Сухого Ручья не больно-то и далеко, — говорил мужской голос, — иначе бы я и не предлагал туда отправиться в такую погоду. Закутаемся хорошенько, и будет тепло.

— А почему мы не можем подождать, пока погода изменится? — Это спрашивала девушка. — Не понимаю, зачем нам торопиться.

В голосе мужчины послышалось явное раздражение.

— Эта гостиница — не место для благовоспитанной девушки, в Сухом Ручье тебе будет гораздо удобнее. Там прекрасный дом, большой, хорошо обставленный.

Бур Хэтч сел на кровати и задымил сигаретой. До Сухого Ручья нужно проехать добрых двадцать миль под вой урагана… а говоря про удобный дом в Сухом Ручье, этот человек безбожно лгал.

Бур все лето гонял скот мимо Сухого Ручья и его окрестностей и знал, что на тридцать миль там всего два здания. Одно из них — пограничная хижина на Семьдесят седьмой, в которой он пару раз ночевал с другими наемниками, а другое — дом старого Поллока.

Ранчо Поллока пустовало уже шесть или семь лет, окна были заколочены. Можно было, конечно, заглянуть внутрь и увидеть, что вся обстановка сохранилась в том же виде, в каком она была до того, как старик Поллок отправился на восток и нашел там свою смерть. Но все покрылось пылью, и сейчас в заброшенном доме холодно, как в могиле.

Колодец там в порядке — Бур всего лишь три дня назад у него останавливался, чтобы напоить лошадей, — но топить нечем, а до ближайших соседей — пятнадцать миль.

Не такое это место, чтобы посреди зимы везти туда девушку, наврав ей с три короба… если, конечно, — и при этой мысли он вздрогнул — он не рассчитывает, что она оттуда не вернется.

— Но зачем нам ехать прямо сейчас? — возражала она. — И почему ты хочешь, чтобы я ни с кем не говорила? Когда я продам ранчо, люди все равно об этом узнают.

— Да я ведь уже все объяснил! — Мужской голос сделался хриплым от гнева. — На это ранчо есть претенденты, и лучше все быстренько уладить, пока они не подали на тебя в суд. А то если начнется тяжба, так она может и на несколько лет затянуться. А ты ж ведь говоришь, что тебе нужны деньги.

— Да, деньги мне нужны. У меня, кроме этого ранчо, ничего нет, и родственников тоже не осталось.

— Тогда собирайся. Я вернусь через полчаса.

Дверь закрылась, и надолго наступила тишина, а потом он услышал, как девушка двигается по комнате, наверное, одеваясь в дорогу.

Бур докурил сигарету и загасил окурок. Это не его дело, но надо быть идиотом, чтобы отправиться на ранчо старого Поллока в полночь, в такой снегопад и при таком ветрище. Если, конечно, взять хорошие сани и надежных попутчиков, то, может быть… но зачем это надо?

Бур поднялся на ноги и причесался. Это был поджарый, широкоплечий юноша с узким торсом наездника. Он натянул поношенные сапоги, накинул овечий тулуп. Взявшись за шляпу, он уже принял решение.

Задержавшись на минуту у ее двери, он постучал. В номере мгновенно воцарилась тишина.

— Это ты, кузен Хью?

— Нет, мэм, это Бургард Хэтч, мэм, мне бы с вами поговорить надо.

Дверь открылась, и за ней оказалась хрупкая девушка с большими серыми глазами и треугольным личиком. Каштановые волосы отливали золотом в свете лампы.

— Мэм, я тут в соседней с вами комнате и, так уж получилось, подслушал ваш разговор. Про дом старого Поллока. Мэм, не стоит вам ездить туда, да еще и в такую погоду. На ранчо уже несколько лет никого не было, и дом, ясное дело, зарос грязью. И топить его нечем. Да ведь, мэм, этот старый домище и за неделю не протопишь.

Она улыбнулась, как, наверное, улыбнулась бы ребенку.

— Вы, должно быть, ошибаетесь. Кузен Хью говорит, что там все в порядке, как и было, и в доме, разумеется, есть экономка и прислуга. Благодарю вас, но мы там найдем все, что нужно.