Жандарм. На пороге двадцатого века - Андрей Саликов

– Тэкс… – В австрийскую оптику от Калес копошащиеся у старенькой фанзы китайцы были видны как на ладони. Домишко был ни то ни сё, покосившийся, с частично подгнившей крышей и явно дымящей печкой. Живший там отшельником старый дед (а вот он крепок, зараза) спокойно взирал, как его молодые соотечественники заносят внутрь мешки с рисом. – Однако полицаи совсем мышей не ловят, – вслух прокомментировал своё отношение к местным стражам порядка Дроздов. Лежащий рядом Мелехов промолчал, пока начальство высказывало мысли вслух. Хотя полицмейстер Харбина держал всю уголовную братию в «ежовых рукавицах», этих субчиков, что сейчас усиленно работают, унтер-офицеру вычислили корейцы. – Что, – внезапно повернувшись к нему, спросил подпоручик, – решили, что я идеалист или фанатик? Или не прав?

– Никак нет, вашбродь, правы, – расплывчато ответил унтер, мысленно прокляв всех, начиная с китайцев и заканчивая последним городовым.

– Правильно, только за маленьким уточнением. – Оскал юноши заставил седого матёрого мужика замереть. – Опиум, – выделил тот интонацией это слово, – должен быть немедленно уничтожен. Для его искоренения нельзя останавливаться ни перед чем.

А материться было с чего – наркотики. И не важно, чей там был след – британский или сами ханьцы решили, мол, чем мы хуже? Главное, с этой заразой следовало кончать. Мелехов, кстати, вычислил мелкого чинушу, что прикрывал глаза на проделки одного китайского торговца. Молодой человек только прибыл сюда и, оглядевшись, решил заработать. Причём резко и не особо утруждаясь. Привлечь его было весьма проблематично, скользок был, гад, но юридическая ловкость не спасает от хорошего ножа. Правда, этот организм ещё бегал и дышал воздухом, посещал бордели с китаянками (дешевле потому что), но «острая» акция уже была запущена. Да, это вопиющее нарушение законов империи, но по-другому было никак. Был бы более умным и менее жадным, завербовали бы, и вся недолга, а так проще в расход списать, очень ненадёжен.

– Ну, вот и управились, родимые, Григорий Иванович, а может, к чертям их всех? Злопамятные сволочи.

– Нет, вашбродь, тут нужно, чтобы все видели именно живых, или живого, – тут же поправился он.

Вообще-то в словах подпоручика смысл был, и не маленький. Китайцы весьма изобретательны и, вероятно, захотят отомстить. Тут другое было – суд и приговор, тогда до всех дойдёт простая мысль: есть то, за что вешают прямо сразу. Без различий в чинах и званиях. Только тогда сюда перестанут лезть. Хотя одиночки и малые банды промышлять опиумом и марафетом не перестанут.

– Как знаешь. – И Владимир прильнул к ружью…

Поймав в прицеле нужного китайца, он с мальчишеским восторгом радовался такому подарку, презентованному ему Митрохиным. Когда ротмистр открыл крышку из красного дерева, то первое, что испытал Владимир, было удивление. Нет, догадаться, для чего служит прекрасно сделанный ларец, не сложно, но когда на красном бархате он увидел карабин Манлихера с оптическим прицелом, то его глаза превратились в плошки. Илья Иванович после долго хохотал. Владимир, правда, не обижался, признавая, что подумал о Холанд & Холанд или о Перде. Изделие австрийского оружейника хорошо сидело в руках, по точности с двухсот шагов Владимир спокойно сшибал коробок спичек. А идеально пригнанный затвор и спусковой механизм дополнялся великолепной ложей из тёмного ореха. На вопрос, как он попал к ротмистру, тот рассказал кое-что из местных реалий.

Созданный ещё отцом отряд китайцев после завершения боёв на «маньчжурке» стал мечтой для многих местных, причём не только христиан. Это армию презирали и считали прибежищем для неудачников, отряд же лёгкой пехоты жандармов (да-да, именно так!) очень котировался. С ним вровень шёл отдельный батальон жандармских стрелков правителя Гирина, но это так, к слову. Во-первых, служили в нём отнюдь не крестьяне, а третьи и четвёртые сыновья купцов. Парни были образованные и повидали мир, были прекрасно мотивированы. Снабжение, которое осуществляли мы, даже близко не стояло с китайским. Вдобавок отцы семейств сами подкидывали и деньжат, а то и просто продукты и фураж. А потому проблем с питанием не было. Гоняли они шайки хунхузов и остатки ихэтуаней, причём последние весьма досаждали их семьям, мешая вести дела, потому работали по ним с огоньком. Во-вторых, трофеи: тут принцип «что в бою взято – то свято» весьма понравился личному составу. Соответственно, на руки им попадали весьма неплохие суммы: ценностей, растащенных во время восстания, ещё хватало. Как результат, даже рядовые в самых смелых мечтах не могли себе представить, что в конце службы у них хватит средств купить харчевню или даже гостиницу. А поскольку по всем традициям начальству следует подносить (причём без привязки ко времени и государству, просто порядок такой), то вскоре ротмистр был буквально завален различными дорогими и подчас редкими вещами.

– …Вот я и понял, – по-доброму улыбаясь, закончил рассказывать о пассаже, после которого он решил коллекционировать оружие, – еще немного – и можно открывать лавку древностей. Потому разом запретил тащить всё что ни попадя, зато теперь, когда приносят, то это действительно стоящая вещь.

– Илья Иванович… – попытался было отказаться от столь дорогого подарка Дроздов, но был тут же перебит:

– Владимир, мне этот карабин вовсе не нужен, а тебе он очень пригодится, не обижай старика.

Сам он отлично понимал, что не увидел Камчатку только лишь из-за того, что многие знали, что резко пошедший в гору комбат благоволит к нему. И не рискнули связываться, слишком жутковатая у того была репутация…

Вдох-выдох, плавно потянуть спусковой крючок, «манлихер» ударяет в плечо, и пожилой китаец в добротной европейской одежде с криком валится на землю. Выстрел Дроздова был сигналом, и бойцы штурмовой группы рванули к фанзе, не обращая внимания на трёх китайцев, остававшихся перед домом. Правда, не долго, спустя мгновение трещат выстрелы, и, получив по пуле, падают в пыль, которая тут же начинает стремительно набухать кровью. Двое оказываются у воющего «европейца» и, нимало не заботясь о его здоровье, подхватывают его и уносят подальше. Пленник трепыхается, но против здоровых бойцов это не проходит, получив хорошего «леща» от одного, он больше не пытается вывернуться. В окна фанзы, прикрытые тонкими плетёными циновками, летят светошумовые гранаты. Оставшаяся четвёрка разделяется: двое проникают через окно, а двое, как и положено, через дверь. Внутри не раздалось больше ни одного выстрела… ничего, лучше потерять пару гранат, чем людей.

– Вот и всё, – произнёс Дроздов, спокойно поднимаясь во весь рост. – Пойдёмте посмотрим улов, Григорий Иванович. – Стремление к уединению сыграло с торговцами опиумом злую шутку. Стоящая невдалеке от Сунгари и в трёх верстах от первых домов старого города фанза обеспечивала её постояльцам инкогнито, но и жандармам это пошло на пользу. – Хорошо-то как! Бывает, сидят вот такие тати в середине города, – посвящал Дроздов своего собеседника в некоторые тонкости работы осназа, – и думай, как к нему подобраться. Вон, в Киеве, в Соломинке если кто засядет, то и не знаешь, как и выковырять сволочь. А здесь, – подпоручик обвёл рукой окрестности, – одно загляденье работать. И поговорить с клиентом можно вдумчиво.