Одиссей покидает Итаку - Василий Звягинцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну и как, капитан, вам эта хохмочка с яйцами? — услышал он за спиной знакомый голос.
Стиль требовал ответа быстрого и достаточно остроумного, но на это у Воронцова резерва эмоций уже не оказалось. Он стиснул пальцами руль, подержал так секунд пять, глубоко вздохнул, ослабил хватку и, стараясь, чтобы голос прозвучал ровно, слегка повернулся к Левашову, уже поднявшемуся с пола и вытянувшемуся вдоль заднего сидения:
— Шуточки у вас… низкопробные… мон шер. — Подумал и добавил: — Только прячешься ты, по-моему, зря. Думаешь, орелики, которые полдома смогли выхватить и унести, через миллиметровую железку тебя не разглядят?
— А очень может быть, — Левашов отвечал бодро и весело, незаметно было, что с ним только что произошло нечто из ряда вон выходящее, а по большему счету даже и невероятное. Впрочем, как раз для него, изобретателя установки совмещения пространства-времени, может быть, и вправду ничего такого не произошло? У монаха Бертольда Шварца взрывом разнесло дом, что здесь неожиданного? Профессиональный риск в пределах допусков.
— Я уже все обдумал. Или на них принцип неопределенности действует, или они, как тот охотник, при выстреле оба глаза закрывают. Техника-то у них классная, что скажешь… Стенка между мной и соседом — в два кирпича, так ровно ряд срезали, а другой остался. Я посмотрел…
— А поподробнее если? У меня времени анализировать не было, и для дедукции информации не хватает…
— Да я ведь тоже ненамного больше твоего знаю. Сидел, ждал тебя. Посмотрел на часы, семнадцать пятьдесят пять было, точно. В дверь позвонила соседка. За деньгами пришла, за уборку подъезда. Я ей дал трояк. Она говорит — сейчас сдачу принесу. Пустяки, говорю. Она: нет, нет, как же, сейчас отдам — и идет к себе. Я машинально выхожу на площадку — и вот тут все и случилось. Сейчас не соображу, показалось или действительно — нечто вроде мгновенного свиста — и сразу стало очень светло на лестнице. Вместо моей стены и двери — открытый вид на улицу. На секунду я обалдел, тут же затрещали перекрытия, потолок стал прогибаться, мусор всякий посыпался, штукатурка с потолка начала отваливаться… Я соседку за руку, и под лестницу. Лестничные клетки прочнее, чем перекрытия…
— Это еще когда как, — вставил Воронцов. — Бывало и наоборот. Дом совсем целый, а пролеты все обрушены. В Порт-Саиде…
— Не спорю. Только мне перебирать варианты некогда было. Но не ошибся. Лестница уцелела. Я довольно резво выскочил во двор. Там уже крик поднялся, народ сбегаться стал, а я вдоль стеночки — и к трансформаторной будке. Ключ на всякий случай универсальный у меня при себе. Сообразил, что возле трансформаторов всякие вихревые токи, искривления полей и тому подобное. Не должны они меня там были заметить. Я в их электронике уже прилично разбираюсь…
Воронцов слушал Олега и думал, что несмотря на грандиозные масштабы втянутых в конфликт сил, экзотически звучащие термины межзвездных стратегий и тактик, внешние результаты проявления этого величия вполне мизерные. И даже — отдающие некоторым провинциализмом. Казалось бы — суперцивилизация, власть над пространством, временем, перебросы энергии галактических масштабов — и в то же время с тремя земными парнями справиться не могут. Это было странно, непонятно, подозрительно и наводило на мысль — а нет ли и здесь тонкого, хитро спланированного и замаскированного подвоха. От таких предположений все еще больше запутывалось и голова казалась заполненной вместо мозгов сырыми опилками, как у одного из персонажей детской книжки.
— Залез я туда и стал тебя ждать… И все. Ты куда сейчас едешь? — спросил вдруг Левашов и приподнялся на сиденье, чтобы выглянуть в окно.
— Пожалуй, что никуда. Поскольку не знаю, как нам дальше быть. Сейчас на Таганку выезжаем…
— Наверное, не стоит тебя сейчас к нам тащить… — с сомнением сказал Олег. — Лучше ты меня возле метро выбрось, прямо у самого входа. А попозже позвонишь… — Он назвал телефон мастерской Берестина. — Если же и там что-нибудь на мой случай похожее произошло — давай договоримся, как связь восстановим.
— Считаешь, в метро безопаснее? Тогда так: я через час звоню. Телефон не ответит — звоню еще раз, через три часа. Не получится — встречаемся в полночь на «Рижской». Внизу, возле эскалатора. Если что помешает тебе или мне — тогда завтра в девять утра на переходе с кольцевой на радиус на «Проспекте Мира». Годится?
— Да все равно… Ну а совсем на последний случай — завтра вечером, в двадцать один… Опять на «Рижской». Устроит, или другие пожелания есть? — Чувство юмора Олег не утратил и сейчас.
— Боюсь, к завтрашнему вечеру нас и как звали, забудут, если сегодня не увидимся.
— Да кто его знает… Люди и через десяток лет встречаются. Ты еще два телефона запомни: Андрея Новикова и Сашки Шульгина. Вдруг да пригодится.
В разговор, который сам по себе звучал достаточно нарочито, они вложили все свои познания, почерпнутые из заграничных детективов и отечественных шпионских книжек. Ну а что же поделаешь, если пришлось жить в мире, который стал таким не похожим на предписания метода социалистического реализма.
— Договорились. Надеюсь, все будет о'кей. Предчувствие такое. — И неожиданно Воронцов сказал то, чего говорить не хотел без крайней необходимости. — Но если даже что и случится… неприятное… — ты не мандражь. Чего-нибудь придумаю. На каждый газ есть противогаз.
Видимо, в голосе его прозвучали такие нотки, что Левашов насторожился. Он знал, что болтать из любви к искусству Воронцов не приучен и от сентиментального желания подбодрить друга ничего не значащими словами далек так же, как старушка-выпускница Смольного — от боцманского сленга.
Но если так, то в чем смысл его слов? Но задуматься Воронцов ему не дал.
— Все. Приехали. Сейчас выскочишь — и метро прямо перед тобой. Может, тебе пистолет дать? — предложил он, имея в виду не столько реальную огневую мощь «Беретты», как ее психологическое воздействие на Левашова.
— С каких это пор ты пушку при себе носишь?
— С сегодняшнего утра…
— Оставь себе. А лучше выбрось, от греха. Спокойнее будет.
— Спокойнее уже никогда не будет… Ну, пошел! — скомандовал он, притирая машину к бордюру перед Павелецким вокзалом.
Левашов быстрым шагом, настороженно осматриваясь, но все же сохраняя достоинство и не переходя на бег, пересек тротуар и скрылся в потоке людей, втекающем в двери станции.
Воронцов постоял с минуту, непонятно чего ожидая, прикинул, как быть дальше — ехать ли сразу к Наталье или еще покататься по городу и позвонить ей из автомата?
Решил, что любая шпиономания должна иметь пределы, и резко включил скорость.
…Наташа ждала Воронцова. И не просто так, а творчески. То есть — мобилизовав все возможности своего гардероба и парфюмерно-косметического фонда, придавала себе тот внешний вид, который должен был убедить Дмитрия, что лучше ее женщины он не видел и не увидит впредь.
Однако ирония иронией, а и действительно в их внезапной встрече она увидела знак судьбы, от которой давно уже ничего хорошего не ждала. Жизнь после развода с мужем, оказавшимся совсем не тем человеком, который был ей нужен, казалась сейчас (да и была на самом деле) сплошной серой полосой, бесконечным чередованием не приносящих радости рабочих дней с пустыми вечерами, субботами и воскресеньями. Не очень частые выходы «в свет», то есть посещения более или менее интересных спектаклей, концертов, фильмов и выставок, или вечеринки в обществе таких же, как она сама, одиноких женщин, ничего не меняли.