Неприкаянный дом - Елена Чижова

На меня смотрит мое отражение. В руке оно держит пустую пластиковую бутылку. Как терракотовая старуха, та самая, в эрмитажной витрине: толстая и уродливая, с огромным животом. Тоже держала пустую бутылку, радовалась, что выпила вино. Лет через десять я стану старухой. Бесформенной. Словно надо мной никто не работал – никакая власть.

Отражение протягивает руку, как будто просит милостыни.

Десять лет назад я еще могла родить. Пусть это был бы мальчик. Ради него я бросила бы работу. Во всяком случае, перестала бы ездить – ученики приезжали бы ко мне.

– Этого только не хватало! Если уж так приспичило, возьми и усынови.

– Слишком сложная процедура. А потом… Для этого нужен муж.

– Ну, во-первых, – Яна разгибает пальцы, именно разгибает, так, как принято нынче, – муж нужен для другого. Чтобы приносил бабки. А потом: формально вы не разведены. Во-вторых, все-таки твоя дочь – юрист. Найдет какие-нибудь зацепки. Не зря же ты платила за ее учебу…

Я смотрю на бывшую подругу. Чем-то они похожи: она и мать Ивана. Виннеры, победившие в естественном отборе. Думают: тетка – беспомощный лузер. У таких – грех не отнять. Единственную дочь.

– Моей дочери кажется, будто она сама сделала свой выбор.

– А кто же?

– Я. Это я отправила ее на юридический. А могла на историю…

– Ну и кем бы она работала? – Яна смотрит в окно. За окном наша вечная помойка, слегка припорошенная снегом.

Это – резонный довод. Про себя я думаю: «По нынешним временам – НИКЕМ».

– У Ивана, в комнате… Как думаешь, это чьи книги?

Моя подруга садится напротив.

– У Ивана? – она поднимает взгляд. Смотрит на меня глазами лани. – Тебе-то какая разница? Ты же решила его бросить. Только побоялась сказать.

– Ничего не побоялась. Просто мне было неловко. Этот подарок…

– Подарок! Тоже мне подарок! Небось не обеднеют.

Я слышу интонации ее матери: от этого никуда не деться. Чем станет ее жизнь без того туалетного крана, перед которым ее мать стояла отклячившись?..

– Все-таки это чьи книги?

– Может, купили, – Яна усмехается, – или сперли. Прихватизировали районную библиотеку. В смысле, его папаша. Или… Слу-ушай! – она бьет себя по лбу. – Там же бывшая коммуналка. Представь: одинокий старик. Когда расселяли, откинул лыжи.

– Но тогда… Должны были выбросить, снести на помойку. Тогда они стоили сущие копейки.

– А дамочка? Ты что, забыла? Все-таки бывший филолог. Упаковала, пихнула на чердак. Где-то же они жили. Не исключено, что в загородном доме, – по ее лицу пробегает тень. Может быть, ей хочется рассказать мне о чем-то личном . О жизни, которая сложилась в ее загородном доме. С моим бывшим любовником. Мне нет никакого дела до их личной жизни: ни его, ни ее.

Я думаю о новом русском, отце моего ученика. Если бы его спросили: «Вы помните того старика, старого русского , не пережившего расселения?» – он ответил бы: «Нет». Разве упомнишь все выморочное: стариков, их мебель, шмотки, черно-белые фотографии…

Цепкий взгляд, приплюснутая переносица, бледная кожа нехорошего русского… Работал как проклятый. Мечтал обеспечить вечную свободу. Себе и своим потомкам. Чем больше денег, тем больше свободы. Возвращаясь с работы, спрашивал: «Где Ваня?» Прислуга пела хором: «Там, там, на чердаке». Вряд ли он возражал. Прежде чем выйти на свободу, он учился в советской школе. Там ему и вбили в голову: читающий ребенок – мечта любого родителя. Сын должен стать хорошим русским. Со своей стороны он сделал все, что мог. Всю грязную работу, на три поколения вперед.

Мне легко себе представить маленького мальчика, одетого в модные джинсы. Там, в углу, коробки из-под дорогих сигарет. В них сложены старые книги, по нынешним временам они стоят сущие копейки. Но он этого не знает. В его игре деньги не имеют значения. Деньги – это отец. Всегда возвращается поздно. Мама говорит: папа зарабатывает деньги. Чтобы за все платить. В его игре платить не нужно. Он чувствует себя первопроходцем, космонавтом, прилетевшим на чужую планету. Здесь, на неведомых дорожках, остались чьи-то следы. Мальчик спотыкается, замирает, смотрит себе под ноги. На правой развязался шнурок. Он думает: «Пусть!» Вчера, когда вернулся на Землю, там снова никого не было. Если не считать прислуги. «А где мама?» – ему хотелось ей рассказать, похвастаться своей находкой. Прислуга спела хором: «Там, там, в магазине». Вряд ли он удивился. Привык. Он уходит к себе в комнату, включает дорогой плеер. Нажимает “PLAY”. Космическое кресло принимает форму его маленького тела. Это тоже игра: пусть думают, будто он смотрит какую-нибудь кассету… Мальчик гладит растрепанную обложку. Старая книга пахнет чердаком. «А-а-пчхи!» Из плеера доносится тихое шуршание. Рано или поздно космонавт вернется на землю. В космосе он никого не встретил. Это потом окажется, что там остались какие-то вирусы…

– Ты неисправима, – Яна клонит голову набок. – Ну какие вирусы! Мальчик как мальчик… Проблемы пубертатного возраста. Разборки с мамашей… Мой Витька тоже устраивал… Ты-то здесь при чем?

– Витька? Что устраивал?

– Да, было дело… – она признается неохотно. – Короче, хотела его послать…

– Витьку?!

– Господи… Да этого… мужа, мужа! Сказала Витьке, а он – раз – и на дыбы! Засранец! Привык к красивой жизни… Короче, полгода не разговаривал. А потом…

Это – их жизнь. Я не обязана выслушивать. Мое дело – просто сообщить.

– Твой сын в беде.

– Ну уж? – Яна подымает бровь.

– Его могут убить. Или он – их, – мне больно говорить ей об этом. Но я должна. Потому что она – женщина. У нее нет моего опыта.

Яна улыбается отрешенной улыбкой:

– В смысле, убьет или убьют ?

Основной вопрос нашей про́клятой эпохи, отнесенный к будущему времени.

– Тоже мне, вопрос! – ее губы складываются в презрительной усмешке. – Скажи еще: убили или убил ? Можно подумать, есть разница… – Ребус, над которым я ломаю голову, хрустит на ее зубах, как гнилой орех.

– Ты… правда думаешь, что нет никакой разницы?

– Разницы? – ее голос откликается эхом. – НИ-КА-КОЙ.

Никакой девочки, похожей на беженку. Длинная юбка, доходящая до щиколоток. На талии она стянута широким поясом. Темный кардиган, блузка с глухой застежкой. Через руку брошена куртка, отороченная пушистым мехом. Элегантная женщина без возраста. Женщина, раскусившая свое время.

В комнате верещит мой мобильный телефон. Все выше и выше, набирая обороты. Это – другая мелодия. Не та, что принадлежит моей дочери…

– Ответишь? – бывшая подруга настораживается. Прислушивается к затухающим звонкам.

Я делаю вид, что ничего не слышу.

– Хочешь сказать, это – рудимент: задавать подобные вопросы?