Комната шепотов - Дин Кунц

– У себя дома. А его жена и дочь уехали в старом «бьюике» Стассена, помощника шерифа. Хассан Загари и Кернан Бидл едут за ними, сейчас ведут наблюдение в мотеле. В Рокфорде.

– Рокфорд – это где? – задает вопрос Хендриксон.

– Иллинойс. Неблизкий путь. Мы не знаем, почему именно Рокфорд.

– Может быть, они собираются встретиться с Лютером?

– Но он же дома.

– Ты уверен?

Дарнелл молчит и через некоторое время отвечает:

– Ну, раньше был дома.

– Пока не улетел в понедельник в Кентукки. Сегодня среда. Ты прав, раньше он там был. Два дня назад.

Хью Дарнелл снова предпочитает отмалчиваться.

– Знаешь, что ты должен сделать, Дарнелл?

– Наверное, войти в дом.

– Блестяще. Войди в дом и переверни там все. Найди объяснение тому, почему Лютер прилетел в Доменную Печь, штат Кентукки. Понял?

– Да, сэр.

– Ищи то, что может указывать на его контакты с Джейн Хок, на знакомство с нею или с кем-нибудь, кто знает ее. Знаешь, кто такая Джейн Хок?

– Да, сэр. Все знают.

– Осматривай все, что покажется тебе любопытным. И не ложись спать, пока не найдешь то, что мне нужно.

– А если ничего такого нет? Если я ничего не найду?

– Это не вариант, – говорит Хендриксон.

– Жена и дочь оставили свет во всем доме.

– И что?

– Чтобы вечером все выглядело так, будто там кто-то есть.

– Ты придумываешь для себя извинения?

– Нет, сэр. Просто говорю.

Хендриксон отключается. Он кипит. Ему хочется верить, что любой аркадец по меньшей мере на голову выше этого ничтожества. Но даже если человек придерживается правильной идеологии, это еще не значит, что он заслужил жизнь в новом мире, который видит перед собой Хендриксон. Хью Дарнеллу вскоре придется сделать инъекцию препарата с механизмом управления, как тем, кого включили в список Гамлета, и отправить куда-нибудь подальше, чтобы он там покончил с собой.

Хендриксон возвращается к специалистам, ждущим его вместе со Стейшей О’Делл, и велит им покинуть сайты, на которые они незаконно проникли по его указанию. Потом еще раз им говорит, что они должны помнить только о поисках Мартина Мозеса, специалиста по корпоративному шпионажу, покинувшего отель днем ранее. Сделав это, он закрывает доступ в их программы управления, произнеся: «Auf Wiedersehen».

– До свидания, – одновременно говорят они и возвращаются к своим обязанностям по обеспечению безопасности, словно ничего и не было.

Стейша О’Делл спрашивает:

– Отвезти вас еще куда-нибудь, мистер Конгрив?

Рабочее время Стейши давно закончилось, но Хендриксону нужно от нее кое-что еще, прежде чем она отвезет его к вертолету, ждущему на окраине города.

– Давайте заглянем в ваш кабинет, мисс О’Делл.

У вечернего администратора есть свой кабинет. В приемной Стейши темно – ее секретарша уже уехала домой.

Они проходят в ее кабинет, где Хендриксон закрывает дверь и говорит:

– Поиграем в маньчжурского кандидата.

– Хорошо, – отвечает она, и он снова получает доступ к ее программе управления.

– Стойте на месте, – говорит он, – и раздевайтесь.

Лицо ее остается спокойным, хотя глаза как будто омрачаются, но потом она начинает расстегивать блузку.

Бут Хендриксон садится на одно из роскошных кресел для посетителей и звонит со своего смартфона директору некоммерческой организации «Волонтеры за лучшее время» (один из проектов Д. Д. Майкла) Маршаллу Аккерману на номер, которым тот пользуется в нерабочее время. Аккерман отвечает, и Хендриксон рассказывает о «форде-эскейп», который в последний раз видели в Хот-Спрингсе.

– Если они с Тиллменом оставили восьмерых детей где-то в Арканзасе, им теперь нужна только одна машина. Возможно, она все еще пользуется «фордом». Пусть в АНБ проверяют данные о нем каждые десять минут. Как только появится свежий скан этого калифорнийского номера – Хендриксон повторяет его по памяти, – сразу же дайте мне знать.

– Считайте, уже сделано. А знаете, что случилось в прошлую пятницу на складе, где она прикончила Ларкина? – спрашивает Аккерман.

– Она улизнула до вашего приезда.

– Если бы просто улизнула. Эта сука оставила бутылку с зажигательной смесью и таймер, пыталась нас сжечь. Там везде крысы.

– Да, я слышал об этом тоже.

– Если она попадется мне в руки, – говорит Аккерман, – я скормлю ей крысу, а потом подожгу ее, – чтоб мне не жить.

– Никто не станет возражать, – заверяет его Хендриксон, заканчивает разговор и нетерпеливо говорит Стейше О’Делл: – Да нет, все снять. Все. Совсем голая.

Находясь под контролем, она тем не менее явно смущена, но подчиняется.

Хендриксон слегка удивлен своим поведением. Он пренебрежительно относится к женщинам, которые стоят ниже его, и, наоборот, тянется к тем, кто в обществе стоит на ступеньку выше его. Даже до инъекции Стейша в любой классовой системе, достойной этого названия, стояла ниже его – ей суждено было остаться в среднем классе, не имея ни ума, ни вкуса, чтобы подняться выше. Теперь, будучи скорректированной, она вообще принадлежит к низшей касте и стоит лишь на ступеньку выше обычного животного. Он должен чувствовать себя испоганенным, когда, сидя в кресле, приказывает ей опуститься на колени, когда она наклоняется, чтобы обслужить его, и делает то, что от нее требуют. Но сегодня был день разочарований, и Хендриксон слишком разнервничался, чтобы возвращаться в Вашингтон, не сняв напряжения.

Для него Стейша – примитивное существо, чуть ли не другого вида, и это действие – максимальное отступление от правил, которое он способен себе представить. Это не похоже на то, что происходит с девушками из «Аспасии», прекрасно задуманными и ухоженными фантазиями без воспоминаний о прошлом и без будущего; застыв на месте в биографическом и интеллектуальном смысле, они не принадлежат ни к одному классу и восхитительно нереальны в своем совершенстве и своей покорности, настолько, что вполне могут быть персонажами эротических сновидений. Но у Стейши есть прошлое и есть будущее (пусть и ограниченное строгими рамками), и когда она выходит из режима активного управления, то способна мыслить и чувствовать. Хендриксон может командовать ею, как любой из девушек «Аспасии», но уверенности в абсолютном подчинении нет. И хотя это маловероятно, всегда существует небольшая опасность, что такое примитивное существо, как Стейша, может укусить, и это приятно щекочет нервы Хендриксону.

На двух двуспальных кроватях спали четыре мальчика, спали так, точно внешнего мира не существовало, точно это был первый сон в их жизни и до утра надо было компенсировать тысячи ночей, проведенных в легкой дремоте. Лютера тянуло на раскладушку, которая казалась лучшей в мире кроватью. Он бы уже заснул, но надо было позвонить Ребекке в девять часов.