Язык его пропавшей жены - Александр Трапезников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сейчас, не спеши. Дело серьезное и ответственное, — откликнулся Велемир Радомирович. — Это тебе не стакан опрокинуть. Тут — вечность. А если наверху колокольни?
— Ага, а ты вдруг вырвешься, да в колокол начнешь бить? — засмеялся Черемисинов. — И опять народ проснется, сбежится.
— Вот ведь какой вы привередливый, — заметил Ферапонтов. — Чем вам алтарь-то плох? И Авраам своего сына на алтаре резал. А чем вы лучше Иакова?
— А вы, стало быть, себя под Авраамом чистите?
— Да какая разница? Я рыбу люблю чистить, — зевнул Матвей Яковлевич. — Что-то спать, и вправду, захотелось. Пора уже. Давайте третий вариант, и на этом покончим.
Марфа Посадница уже стояла позади Толбуева и держала на отлете колун. Велемир Радомирович чуть подвинулся, чтобы боковым зрением следить за ее движениями. Еще махнет сдуру, без приказа. С нее станется. Тут, похоже, все сумасшедшие без тормозов. Каков их поп, таков и приход.
— Ну, выбрали наконец место? — нетерпеливо спросил Ферапонтов.
— Выбрал, — ответил Велемир Радомирович, призывая на помощь все свое нейролингвистическое мастерство и небесные силы.
— В трапезной? — попробовал угадать главный язычник Юрьевца.
— Мимо, — почти радостно отозвался Толбуев. — А я вам тоже три попытки даю. Так будет справедливо.
— А если я с трех раз не угадаю? — включился в игру Ферапонтов.
— Тогда… вы меня все равно в мелкую капусту порубите и на пирожки пустите. Но вам же наверняка обидно будет, что проиграли?
— Конечно. Я еще никому не уступал. Тогда дайте подумать.
Матвей Яковлевич что-то прикидывал, оглядывая пространство храма. Потом наконец осторожно произнес:
— В купели?
— Опять в «молоко».
— Да вы это нарочно! — возмутился старик. — Что бы я ни сказал, всегда будет мимо цели.
— А я вот напишу лобное место на бумажке и в кармане спрячу. А вы потом проверите.
— Ну, хорошо, это честно. Валяйте, пишите.
Велемир Радомирович, отодвинувшись еще подальше от страшной Марфы Посадницы, сел на скамеечку. Так, по крайней мере, у него были защищены спина и затылок. Вырвал из блокнота листок и черканул всего одно слово.
— Теперь можно, — сказал он. — Но перед тем, как вы проиграете, поскольку ни за что не отгадаете, даю вам еще одно тренировочное задание. Шараду.
— Какое еще? — насупился Ферапонтов. — Здесь я шарады раздаю.
— Да это пустяки, она вам просто поможет в отгадке. Видите, я же за вас беспокоюсь, даже подыгрываю. А потому что добрый и заранее все прощаю.
— Ну, ладно, — кивнул Матвей Яковлевич, а Починок не сдержавшись, выкрикнул:
— Да что с ним валандаться! Бей, Марфа, обухом, и вся недолга!
— Это он нарочно время тянет, — поддержал эпилептика Черемисинов. — Он же вас, Матвей Яковлевич, за нос водит.
— Никто меня за нос не водит, — оскорбился язычник. — Нет еще такого человека, которому это бы удавалось. Хотел бы я на него поглядеть.
— Конечно, нет, — согласился Велемир Радомирович. — Ты что, Черемиска, белены объелся, старших обижаешь? Совсем страх потерял? Впрочем, ты тоже можешь включиться в эту угадайку. Все могут. Кроме палача. Она обет молчания дала.
Ферапонтов обдумывал некоторое время предложение нейролингвиста, потом вынес свой вердикт:
— Ну, давай поиграем в угадайку. Времени до утра у нас еще много. Не надейся только меня провести. Я все равно умнее.
— Кто бы сомневался!
У Толбуева оставалась одна последняя надежда на Гаршина и Ивана. Но тут вдруг очнулась белая вдова.
— Не верь Велесу, он обманет, — медленно, заторможенным голосом проговорила она. Как медиум на спиритическом сеансе. — Веля мне всегда лгал. Он гадкий. Убей его сразу.
Но еще неожиданнее прозвучали звуки, изданные Марфой Посадницей, в которых с большим трудом можно было различить фразу:
— Долго мне еще тут с топором стоять?
— Цыть вы, обе! — прикрикнул на них Ферапонтов.
А Велемир Радомирович с неподдельным удивлением произнес:
— Надо же! Разговаривает. А я думал, вы ей язык откусили. А обет как же?
— Обедать будем без тебя! — заверещал Черемисинов. — Тобой! Матвей Яковлевич! Умоляю вас! Не играйте вы на его поле! Он же нейролингвист. Специально нас тут всех заморачивает.
— И ты заткнись! — заорал на него Ферапонтов. — Никуда он уже не денется. Двери заперты. На дворе ночь. Нас пятеро. Что такого может произойти, чтобы ему выкарабкаться? Землетрясение?
— А друзья его? — хмуро спросил эпилептик.
— Так спят же. Знаю я этих москвичей. Живут без забот, без руля и ветрил. У них сон крепкий. А потому что совесть и стыд отсутствуют. Одни грехи тяжкие, они и тянут на дно. В бессознательное состояние духа.
«Еще и философствует, — с отвращением подумал Велемир Радомирович. — На себя бы поглядел, гриб-мухомор». Вот уж никак он не ожидал, что Ферапонтов вдруг обернется к нему такой стороной. Проявится как негатив со старой пленки. Но надо продолжать игру, тянуть как можно дольше время, в этом было его единственное спасение.
— Говори свою шараду, да поскорее, — резко сказал язычник.
— Извольте. Сейчас. Дайте вспомнить. Это из английского фольклора, не вошедшего в «Алису в стране чудес».
У него не было ничего заготовленного заранее, или просто более-менее подходящего, поэтому Велемир Радомирович попросту скороговоркой выдал первое, что пришло на ум. Поток слов, получилось стихами даже:
— На горе — горка,
Под горкой норка.
За горкой кот
Задом наперед.
Сидит, смеется,
Нам достается
От его хвоста
Всем два по ста…
Что бы это значило?
— Чего-чего? — грозно спросил Ферапонтов. — А ну, повтори. Только медленнее и членораздельней.
Велемир Радомирович охотно повторил. Даже нарочно затягивал паузы.
— Два по ста, стало быть, двести, — вступил в «угадайку» Черемисинов. — Если речь о фунтах стерлингов, то, выходит… почти двести пятьдесят долларов. А если перевести на рубли, то… — он стал подсчитывать в уме, прикидывая на пальцах, но замер после окрика своего учителя:
— Идиотина, заглохни! Не мешай думать! При чем тут рубли и стерлинги?
Он замолчал, сам что-то прикидывая и бормоча под нос:
— Горка… норка… Кот… Почему «задом наперед»? Где логика? А точно из Льюиса Кэрролла?
— Точнее не бывает, — утвердительно кивнул Толбуев. — Когда я был в Англии, то сам обнаружил в его архивах. И разгадка там же была написана его же рукой. Сбоку от текста.