Лед - Бернар Миньер

— На этот раз без отрубленного пальца.

— Может, просто времени не хватило?

— Белокурый певец с бородой и большими, лихорадочно блестящими глазами, который в тысяча девятьсот девяносто третьем называл себя Куртом… Тебе это имя о чем-нибудь говорит?

— Курт Кобейн, — не задумываясь, ответила Циглер. — Портрет в комнате кого-то из погибших ребят?

— Алисы.

— Официально считается, что Курт Кобейн покончил с собой, — сказала Ирен и, заметно прихрамывая, направилась к машине Серваса.

— Когда? — спросил он, сразу остановившись.

— В тысяча девятьсот девяносто четвертом, кажется. Он застрелился.

— Ты точно это знаешь или предполагаешь?

— Точно знаю, во всяком случае дату. В то время я была фанаткой и прислушивалась ко всем разговорам. Ходили сплетни об убийстве.

— Тысяча девятьсот девяносто четвертый… Значит, дело не в подражании, — заключил он, снова двинувшись вперед. — Ты уже встречалась с доктором?

— Нет, потом.

Только Мартен собрался набрать номер, как телефон зазвонил.

— Сервас слушает.

— Это Венсан. Что у тебя с телефоном? Я все утро не могу дозвониться.

— Что случилось? — спросил он вместо ответа.

— Мы установили, что выгравировано на перстне.

— Ну и?..

— Две буквы: C и S.

— «CS»?

— Да.

— Как по-твоему, что это означает?

— Пока никаких мыслей на этот счет.

Сервас подумал и сразу озвучил новый вопрос:

— Ты не забыл о моей просьбе?

— О какой?

— Относительно Марго…

— Ах ты, чтоб тебя! Черт! Конечно забыл.

— Как движется дело бомжа?

— Ах да, пришли результаты по отпечаткам. Там есть следы всех троих парней. Но это мало что меняет. По мнению Самиры, судья склоняется к версии, что бомж утонул сам.

— Должно быть, на него надавили. — Взгляд Серваса помрачнел. — Вскрытие покажет. Говорят, у отца Клемана большие связи.

— Но у остальных особых покровителей нет. Судья хочет допросить сына безработного. Он считает его зачинщиком.

— Ладно, посмотрим. А по Ломбару ты что-нибудь выяснил?

— Ищу.

Большая комната без окон разделена на проходы металлическими этажерками. На них громоздятся запыленные досье, освещенные неоновым светом. У входа два письменных стола. На одном из них компьютер пятилетней давности, на другом — тяжелый и громоздкий аппарат для считывания диамикрокарт.[36]Ящички с ними расставлены на стеллажах.

Вся память Института Варнье.

Диана поинтересовалась, все ли досье внесены в электронную память, и служащий архива рассмеялся ей чуть ли не в лицо.

Она знала, что досье обитателей сектора А туда точно внесены. Утром Ксавье подсунул ей восьмерых пациентов, которым надо было, как он выразился, подлечить зубы. Очевидно, их не посчитали важными персонами и не потрудились войти в информационную систему за данными досье. Она двинулась по проходу и принялась изучать корешки папок. Опыт подсказывал ей, что у каждого архивиста или библиотекаря может быть своя система размещения материалов, подчас очень трудная для понимания.

Но Диана довольно быстро поняла, что здешнему сотруднику хватило здравого смысла разместить архив по алфавиту. Отобрав нужные папки, она вернулась к маленькому столику для оформления запроса, потом устроилась в большом тихом зале, вдали от шума и суеты. В ее памяти сразу всплыли воспоминания прошлой ночи, проведенной в подвалах института. Холод охватил ее. С самого утра Диане мерещились мрачные коридоры подземелья, спертый воздух и леденящая сырость, она раз за разом переживала тот миг, когда оказалась в полной темноте.

Кто же наведывался по ночам в сектор А? Что за человек плакал и кричал в лагере? Кто был замешан в преступлениях, произошедших в Сен-Мартене? Слишком много вопросов. Они подступали к берегам ее воспаленного мозга, как волны прилива, набегающие в урочное время. Ей не терпелось найти ответы на них.

Она открыла первое досье. За каждым пациентом велось строгое наблюдение, учитывались самые первые проявления заболевания и диагноз, поставленный в клиниках, где он содержался до института, расписки в ответственности за назначение медикаментов, случайные ятрогенные эффекты, возникавшие в ходе лечения. Везде делался акцент на опасность и на те предосторожности, которые надо предпринимать, общаясь с пациентом. Все это напомнило Диане, что наивных младенцев в институте не содержат.

Она сделала несколько пометок в блокноте и продолжила чтение. Применены следующие препараты… Диана не удивилась, обнаружив, что нейролептики и седативные средства назначались в солидных дозах, намного превышавших норму. Это подтверждало слова Алекса.

«Просто какая-то медикаментозная Хиросима», — подумала она, содрогнувшись.

Диана не хотела бы, чтобы ее мозг подвергся бомбардировке такими лекарствами. Страшные побочные эффекты этих средств были ей хорошо известны. От одной мысли об этом можно похолодеть. В каждое досье была вложена карточка с отчетом о назначениях медикаментов, изменениях в системе лечения, поставке нужных препаратов. Всякий раз, когда отделение, к которому был приписан пациент, получало новую партию медикаментов из институтской аптеки, соответствующую бумагу подписывали заведующие отделением и аптекой.

Нейролептики, снотворные, анксиолитики,[37]но никаких психотерапевтических средств — по крайней мере, до того, как она сюда приехала. Бум-бум-бум-бум… Перед ней промелькнула картинка: огромные молотки что есть силы бьют по черепам, которые сплющиваются с каждым ударом.

Когда Диана принялась за четвертое досье, ей вдруг отчаянно захотелось кофе, но она все же решила закончить. В конце была вклеена карточка с назначениями. Как и в предыдущих досье, при взгляде на дозировку по ее спине пробежал холодок.

Клозапин: 1200 мг в день (3 капсулы по 100 мг 4 раза в день).

Циклопропентола ацетат: 400 мг в день внутримышечно.

Тиаприд: 200 мг каждый час.

Диазепам: внутримышечно ампулу 20 мг в день.

Мепробамат: сантипуаз[38]в секунду, 400 мг.

Черт побери! Какие же овощи у них получаются из пациентов! Она снова вспомнила, что говорил Алекс. После десятилетий приема лекарств в подобных дозах пациенты становятся химиозависимыми. Эти типы шатаются по коридорам и кажутся заторможенными, хотя вещества, закаченные в их вены, способны поднять в воздух зверя, именуемого тираннозавр рекс.