Пространство Откровения - Аластер Рейнольдс

Наконец Вольева создала новое орудие. Разумеется, это был всего лишь макет, подделка, предназначенная громоздиться на прежнем месте и выглядеть устрашающе в тех редких случаях, когда Садзаки посетит владения Вольевой.

На уничтожение следов происшествия ушло шесть дней. В седьмой день она отдохнула, и сделано это было настолько хорошо, что никто потом не догадался, как долго и тяжело ей пришлось трудиться.

На восьмой день проснулся Садзаки и потребовал отчета о ее деятельности в те годы, которые он провел в криогенном сне.

– Сплошная рутина, – ответила Вольева. – Ничего такого, о чем бы хотелось написать домой.

Реакцию Садзаки, как и многое другое в его поведении, с некоторых пор было трудно понять. Но Вольева не сомневалась: даже если на этот раз она выкрутится, у нее не будет права на новые ошибки.

Хотя экипаж «Ностальгии по бесконечности» еще не установил контакта с колонистами, события выходили за пределы понимания Вольевой. Мыслями она вернулась к нейтринной «подписи», которую обнаружила вблизи нейтронной звезды в этой системе. Потом она подумала о тревоге, не покидавшей ее с тех пор. Источник нейтрино все еще там, и, хотя он слаб, Илиа изучила его достаточно хорошо. Он точно находится на орбите нейтронной звезды и вращается не только вокруг нее, но и вокруг каменного тела величиной с Луну, ее спутника. Конечно, этого источника не было несколько десятилетий назад, когда изучалась вся система, – и это наводит на мысль, что он имеет какое-то отношение к колонистам Ресургема. Но как они могли доставить его туда? Такое впечатление, что им не под силу даже искусственные спутники выводить на орбиту или посылать зонды к границам своей системы. Тем более что корабль, который их доставил на Ресургем, вообще пропал. Вольева рассчитывала увидеть «Лореан» на орбите, но там его не оказалось.

Но что бы ни говорили факты, где-то на задворках ее сознания жила мысль, что колонисты все же способны на сюрпризы. И от этого у нее не становилось легче на душе.

– Илиа, – сказал Хегази, – мы почти готовы. Столица выходит из ночи.

Вольева кивнула. Камеры с большой разрешающей способностью, установленные на корпусе, сейчас будут нацелены на точку в нескольких километрах от границы города, определенную еще до отбытия Садзаки на поверхность Ресургема. Если он не попал в беду, то сейчас ждет там, стоя на вершине столовой горы и глядя на встающее солнце. Точность во времени была исключительно важна, но Вольева не сомневалась: Садзаки окажется в назначенном месте в назначенное время.

– Я поймал его! – воскликнул Хегази. – Сейчас стабилизирую изображение…

– Покажи нам.

В сфере возник квадрат, который стал быстро расширяться. Сначала то, что появилось в «окне», было плохо различимо. Какое-то размытое пятно, слегка напоминающее человека. Вдруг изображение обрело четкость – теперь Садзаки был легкоузнаваем. Вместо громоздкого адаптивного скафандра, который Вольева видела на нем в последний раз, – серое пальто, длинные полы которого полоскались вокруг ног, обутых в высокие сапоги – на вершине столовой горы гулял ветер. Воротник Садзаки поднял, защищая уши от ветра, но лицо было видно хорошо.

И оно совсем не походило на обычное лицо Садзаки. Ему немного изменили черты, подогнав под средний фенотип, рассчитанный по генетическим профилям всех членов экспедиции, улетевшей с Йеллоустона на Ресургем, и отражавшему преимущественно франко-китайский набор генов. Садзаки вызвал бы разве что случайный любопытный взгляд, вздумай он прогуляться в полдень по городу. Ни в его внешности, ни в акценте не было ничего, что могло бы выдать чужака. Лингвистические программы проанализировали с десяток йеллоустонских диалектов, и по сложным лексико-статистическим моделям рассчитали вероятную эволюцию этих диалектов в единый язык Ресургема. Если бы Садзаки решил вступить в контакт с кем-нибудь из поселенцев, его облик, легенда и речь убедили бы собеседника, что перед ним житель какого-нибудь медвежьего угла планеты, а вовсе не другого мира.

Садзаки не имел с собой никаких предметов, которые могли бы его выдать, если не считать подкожных имплантатов. Обычные коммуникационные средства типа «земля – орбита» слишком подозрительны и легко обнаружимы; объяснить их присутствие при задержании было бы трудно. Поэтому сейчас он просто говорил, четко артикулируя слова, по нескольку раз повторяя фразу, тогда как корабль своими инфракрасными датчиками замерял приток и отток крови в области рта, а затем моделировал соответствующие сокращения мышц и движения челюсти. Эти движения сверялись с архивными записями разговоров Садзаки, что давало возможность восстановить произносимые звуки. Конечный этап включал моделирование лексико-грамматических конструкций, которых можно было ожидать от триумвира в данной ситуации. Система выглядела сложной и была сложной, но уши Вольевой не улавливали никакого несоответствия между движением губ и синтетической речью, которая звучала удивительно четко.

– Я исхожу из того, что вы меня слышите, – говорил Садзаки. – Для протокола: пусть это будет мое первое донесение с поверхности Ресургема. Вам придется извинить меня, если иногда я буду отклоняться от главной темы или сбиваться. Я не писал отчет заранее, так как это опасно – меня могли бы задержать вместе с ним на выходе из города. Здесь все совсем не так, как мы ожидали.

Это уж точно, подумала Вольева. Колонисты – во всяком случае, часть из них, – конечно, узнали о прибытии корабля на орбиту Ресургема. Предположительно с помощью радарного луча, отраженного корпусом. Однако они не стремились установить контакт с «Ностальгией», как и ее экипаж не пытался связаться с ними, и это беспокоило Вольеву не меньше, чем источник излучения нейтрино. Такая скрытность говорила о паранойе и о тайных намерениях. Но Илиа заставила себя не думать об этом, так как Садзаки продолжал говорить и она не хотела упустить ни единого слова.

– Я могу многое сказать о колонии, – продолжал он, – но боюсь, что «окно» вот-вот закроется. Поэтому начну с тех новостей, которых вы ждете с нетерпением. Я установил местонахождение Силвеста. Теперь вопрос лишь в том, как его доставить к нам.

Слука давилась кофе, сидя за продолговатым черным столом напротив стоящего Силвеста. Раннее ресургемское солнце проникало в комнату сквозь приспущенные жалюзи, рисуя яркие полоски на коже женщины.

– Мне нужно узнать твое мнение по одному вопросу.

– Гости?

– Соображаешь! – Она налила Силвесту чашку и указала на кресло.

Сиденье под тяжестью Силвеста опустилось, и он оказался вдруг ниже собеседницы.

– Удовлетвори мое любопытство, доктор Силвест: что именно ты слышал.

– Я не слышал почти ничего.

– Тогда и времени на рассказ тебе потребуется не много.

Он устало усмехнулся. Дважды в этот день его разбудили тюремщики и во второй раз притащили сюда в полусонном состоянии. Он все еще ощущал запах Паскаль, аромат ее тела обволакивал его и заставлял думать о том, спит ли она сейчас в своей камере где-то неподалеку, в этом же Мантеле. Чувство одиночества, которое он испытывал, смягчалось радостным знанием, что она жива и невредима. Силвеста убеждали в этом и до его встречи с женой, но у него не было оснований верить людям Слуки. Какую ценность представляет Паскаль для «Истинного пути»? Даже меньшую, чем он сам. Было ясно: сейчас Слука решает, оставить ли его в живых.