Планета, с которой не возвращаются - Пол Андерсон

— Тогда я делать это свой чертово дело, — фон Остен сделал шаг вперед, расправив широкие плечи, его рыжая борода встала дыбом, широкое, покрытое рубцами лицо покраснело. — Фи опять смеетесь над Мигелем?

— Я могу и сам позаботиться о себе, — довольно спокойно сказал Фернандес. — И вы, и этот пуританский святоша можете не вмешиваться.

Торнтон прикусил губу.

— Я еще поговорю с вами о святошах, — сказал он, тоже вставая.

Фернандес дико посмотрел на него. Все знали, что его семья с материнской стороны была вырезана во время Себастианского восстания столетие назад; Эвери предупредил всех, чтобы об этом не упоминали.

— Джоаб, — правительственный чиновник заторопился к марсианину, размахивая руками. — Полегче, джентльмены, прошу вас…

— Если бы все идиоты с разжиженными алкоголем мозгами занимались только своими делами… — начал Гуммус-луджиль.

— Разве это не наше чертово дело? — закричал фон Остен. — Мы есть zusammen — вместе, и вас надо отдать один день в Патруль с его дисциплина…

«Он говорит правду, но неподходящими словами и в неподходящий момент, — подумал Лоренцен. — Он совершенно прав, но от этого не становится менее непереносимым».

— Послушайте… — он открыл рот, но заикание, которое всегда наступало у него в момент возбуждения, помешало продолжать.

Гуммус-луджиль сделал короткий шаг к немцу.

— Если вы выйдете со мной на минутку, мы поговорим об этом, — сказал он.

— Джентльмены! — вопил Эвери.

— Это кто джентльмены, они? — спросил Торнтон.

— Und du kannst auch herausgehen! — взревел фон Остен, поворачиваясь к нему.

— Никто не посмеет оскорбить меня! — прокричал Фернандес. Его маленькое жилистое тело сжалось для нападения.

— Убирайся с дороги, засоня! — сказал Гуммус-луджиль. Фернандес издал звук, похожий на рыдание, и прыгнул к нему. Турок удивленно отшатнулся.

Когда кулак задел его щеку, он, в свою очередь, ударил, и Фернандес отлетел назад.

Фон Остен взревел и бросился на Гуммус-луджиля.

— Дайте руку, — прохрипел Эвери. — Помогите разнять их! — Он тащил за собой Торнтона.

Марсианин схватил фон Остена за руку. Немец ударил его по ноге.

Торнтон сжал губы, чтобы удержать крик боли, и пытался схватить своего противника. Гуммус-луджиль стоял на месте тяжело дыша.

— Что здесь происходит?

Все обернулись на эти слова. В дверях стоял капитан Гамильтон.

Это был высокий человек, крепкого телосложения, с тяжелыми чертами лица, с густыми серыми волосами над удлиненным лицом. Он был одет в голубой мундир Патрульного отряда, резервистом которого являлся. Одежда сидела на нем с математической правильностью. Обычно тихий голос стал непривычно резким, а серые глаза, как холодным железом, пронзали всех.

— Мне казалось, что я слышу звуки ссоры. — Все отодвинулись друг от друга, угрюмо поглядывая на него, но избегая встретиться с ним глазами.

Он долго стоял неподвижно, глядя на них с открытым презрением.

Лоренцен постарался сжаться. Но в глубине души он спрашивал себя, насколько это выражение отражает действительное мнение капитана. Гамильтон был сторонником строгой дисциплины и педантом, он прошел специальную психологическую подготовку, чтобы справиться со всеми страхами и комплексами, связанными с его ролью. Но он не превратился в машину. В Канаде у него были дом и внуки, он увлекался садоводством. Он вовсе не внушал антипатию, когда…

— У всех у вас есть университетские степени, — капитан теперь говорил совершенно спокойно. — Вы образованные люди, ученые и технические специалисты. Мне говорили, что вы представляете верх интеллекта Солнечной системы. Если это действительно так, то да поможет нам бог!

Ответа не было.

— Я полагаю, вы знаете, что наша экспедиция опасна, продолжал Гамильтон. — Я знаю также, что вам говорили о судьбе первой экспедиции на Троас. Она не вернулась. Мне кажется, что на нас ложится определенная ответственность: мы должны действовать, как сплоченный отряд, чтобы выжить и победить то, что погубило первую экспедицию. Похоже, что вы этой ответственности не ощущаете.

Он нахмурился.

— По-видимому, вы, ученые, также думаете, что я всего лишь пилот. Я только извозчик, который должен доставить вас на Троас и обратно. Если вы так считаете, советую вам вновь прочесть устав экспедиции — надеюсь, вы умеете читать. Я отвечаю за безопасность всего корабля, включая ваши жизни. Да поможет мне бог. Это означает, что я здесь хозяин. С того момента, как вы прошли через люк корабля на Земле, до вашего выхода из него снова на Земле я здесь единственный хозяин.

Я не дам и плевка за того, кто забудет об этом или кто попытается ослушаться меня. Достаточно уже того, что тут произошла ссора, а их не должно быть. Вы все проведете сутки в тюремном помещении — без пищи.

Может, это научит вас лучшим манерам.

— Но я не… — прошептал Хидеки.

— Вот именно, — отрезал Гамильтон. — Я хочу, чтобы каждый человек на борту считал предотвращение таких конфликтов своим долгом. Если ваши жизни, жизни ваших товарищей для вас ничего не значат, может, вас научат пустые желудки.

— Но я пытался… — завопил Эвери. — И не сумели. Вы будете подвергнуты аресту за некомпетентность, мистер Эвери. Это ваша обязанность устранять такие конфликты. А теперь — марш!

Они двинулись. Никто не сказал ни слова. Немного позже Хидеки во тьме тюремного помещения прошептал:

— Плохо. Что он о себе думает? Что он бог всемогущий?

Лоренцен пожал плечами. Благодаря своему темпераменту он уже успокоился.

— Он капитан.

— Но если он будет продолжать в том же духе, все его возненавидят.

— Я думаю, что он достаточно взвешивает свои поступки. Может, этого он и добивается.

Еще позже, лежа во тьме на жесткой узкой койке, Лоренцен размышлял, почему же все идет так плохо. Эвери разговаривал со всеми, консультировал, старался, чтобы страх и ненависть каждого не обернулись против остальных.

Но ему не удалось. Некомпетентность! Может, это и есть проклятие, тяготеющее над экспедицией Лагранжа.

Небо — невероятное. Двойная звезда в центре огромного скопления двойной костер. Лагранж I казался таким же ярким, как Солнце, хотя на самом деле был вполовину менее ярким. Его сине-зеленый диск окружал сверхъестественный ореол короны и зодиакального света. Когда этот свет пропустили через фильтры, стали видны огромные протуберанцы на краю диска.

Лагранж II, втрое меньше Солнца по угловому диаметру, но равный ему по яркости, был насыщенного оранжево-красного цвета, как кусок раскаленного угля, висящий в небе. Когда свет обеих звезд проникал через иллюминаторы в затемненные каюты, лица людей приобретали неземной цвет, они казались изменившимися.