Метро 2033. Право на жизнь - Денис Шабалов

Данил не ответил – задумался. Да, местность, где он родился и провел всю жизнь, все еще находилась во власти радиационного кошмара. Да, для того, чтобы жить сытно, в достатке, сталкерам приходилось выходить на поверхность и ползать по фонящему городу, добывая средства к существованию. Да, это было тяжело и многие не возвращались домой… но все же само Убежище находилось под толстым слоем земли и бетона, за прочными гермодверями, и люди могли жить в относительной безопасности. И сталкеры, выходя в рейд, не беспокоились за свои семьи. Здесь же все было совсем иначе. Серьезнее. Страшнее. Смерть висела над поселком дамокловым мечом, заставляя глядеть на мир по-другому, более жестко и бескомпромиссно. Здесь, как нигде в полной мере, был реализован принцип «или ты – или тебя», тот самый, что так упорно вбивал в своих подопечных полковник. И вполне возможно, что только так, правя железной рукой, можно было противостоять угрозе поголовного истребления.

– …когда ты стоишь, смотришь со стены на эту адскую орду, беснующуюся внизу, и понимаешь, что сегодня опять кто-то не вернется домой – душу наизнанку выворачивает, – продолжал между тем староста. – Ведь за каждого, за каждого в этом поселке в ответе только я и никто другой. И я один, как никто, понимаю, что противостоять этому можно только железной дисциплиной и неукоснительным выполнением приказов. Но как объяснить это людям – ты знаешь? – он в упор посмотрел на Данила, и тот отвел глаза. – Вот и я не знаю иного способа, кроме страха. Человек должен знать, что последует за дезертирством или неисполнением, и должен боятся этого еще больше, чем подползающего саблезуба. Я две войны прошел – первую и вторую чеченскую, награды имею. Много видел и понимаю – прав был товарищ Сталин, когда подписывал знаменитый приказ двести двадцать семь. Только так – ни шагу назад! – победим.

И Добрынин, глядя на этого стального человека, вынужден был признать его правоту. Железная дисциплина и сплоченность стали для людей поселка залогом выживания. Каждый человек тут понимал, что жестокость к отдельным членам общества необходима, чтобы выжило общество в целом. И каждый безоговорочно верил, и безусловно поддерживал главу поселка – достаточно было вспомнить, с каким уважением отзывался о нем Зуб.

Но вот что даже больше, чем староста – человек с железобетонной волей, – поразило Данила. Поразило – и заставило задуматься… Поселок жил в постоянном страхе, напряжении, в состоянии войны и сопутствующих ей трудностей, потерь, бед и горя – и все же люди не срывались с места и не шли искать лучшей доли. Недолго поснимать с ДЗО-Тов оружие, погрузить на машины, воспользовавшись правом сильного стереть с лица земли какое-нибудь селение километрах в трехстах и обосноваться на новом месте, подчинив остаток уцелевших и разграбив их имущество. Однако по какой-то причине селяне не желали идти по этому пути. Они были твердо уверены, что их место здесь, на передовом рубеже обороны и держали его железной хваткой, не считаясь с потерями и не ища лучшей жизни за счет других. И именно этот факт впервые заставил Добрынина задуматься, так ли на самом деле благородна цель их экспедиции, как казалось ему в самом начале пути.

Тиманский кряж встретил их проливным дождем. Начался он внезапно, ближе к вечеру, застав колонну на марше и одномоментно обрушив на землю тысячи тонн воды. Дождь встал стеной, резко ограничивая видимость, мгновенно размочив сухую и до сего момента вполне проходимую дорогу. В атласе, в разделе «Условные обозначения», она обозначалась как «дорога с покрытием», однако за годы, прошедшие после Начала, от покрытия того не осталось и следа, и дорога, и без того далеко не идеальная, раскисла окончательно, превратившись в отвратительное месиво серо-желтой каши.

Приспустили шины, но проходимость от этого почти не увеличилась. Машины шли юзом, их заносило, не помогал даже полный привод и подключение всех трех мостов на «Уралах». От бешено вращающихся колес во все стороны летели комья грязи, гулко шлепаясь в лобовое стекло идущей позади машины, и хотя дворники работали постоянно, зачастую они просто размазывали грязь по стеклу, добавляя лишней нервозности и без того до предела напряженным водителям. Грязь, правда, летела недолго – вскоре дорога, вода с которой почему-то никуда не уходила, стала напоминать канал, по которому вереницей, юзя вправо-влево, медленно, словно неуклюжие баркасы, двигались тягачи – и теперь колеса выбрасывали лишь грязную мутную воду.

Проселок окончился неожиданно. Данил, сидевший рядом с бешено вертящим руль и матерящимся через слово бойцом, пытавшийся разглядеть хоть что-то за непроглядной пеленой дождя, внезапно услыхал по громкой связи радостный вопль командира БТР: «Земля!». Усмехнулся – их колонна и впрямь была похожа на заплутавшие в ночном шторме корабли, и этот крик, словно крик впередсмотрящего из «вороньего гнезда», подбодрил всех.

Ливень постепенно затих, уступив место мелкодисперсной взвеси, туманом висящей в воздухе. Колонна теперь двигалась по широкому тракту с островками асфальта, выпирающего то тут, то там из щебеночно-гравийной подсыпки. Судя по карте, это был последний ровный отрезок за Ухтой – дальше караван ожидало лихое таежное бездорожье. Иногда параллельно трассе, в просветах между деревьями, мелькала железнодорожная насыпь, и в одном из таких мест Хасан, остановив колонну, лично в сопровождении четырех бойцов на квадроциклах осмотрел полотно. Вернулся довольный – Данил из кабины видел его улыбающуюся физиономию – и оповестил по громкой, что железнодорожный путь находится в приличном состоянии. Шпалы здесь были не деревянные – в здешнем влажном климате они, хоть и пропитанные креозотом, не выдержали бы, наверно, и десятка лет – а бетонные, так что от времени почти не пострадали и держали рельсы крепко. Правда, сам путь был частично заметен песком, землей, и на нем уже росли деревца, но для бронепоезда это не было большой помехой. Такое положение дел обнадеживало – несколько дней назад, во время очередного сеанса связи, бронепоезд стоял где-то под Кировом и занимался усиленным ремонтом путей. Разведка докладывала, что разбитый участок тянется на два десятка километров и его планируется пройти за два-три дня. Зато после, до самого Котласа, путь был свободен.

Девяносто километров ровного тракта колонна прошла за час. Мелькнули и остались за кормой брошенные захиревшие поселки без единого следа живности, пронеслись мимо черные, уходящие постепенно в землю избы-призраки с покосившимися крышами и темными провалами окон. В окне одной из таких изб Данил заметил движение, но останавливаться и любопытствовать как-то не хотелось.

Тракт закончился внезапно. Колонна сбавила ход, справа мелькнул дорожный указатель с облупившейся от времени краской. Чудом сохранившаяся, поблекшая на солнце желтая стрелка указывала налево, рядом виднелись следы полустершейся буквы «А». Сразу же за указателем стоял еще один, самодельный, из фанеры, на котором короткая, криво намалеванная белая стрелка указывала вверх, а сбоку красовалась завитушками надпись – «У Шамана» – 0,5 км». И неподалеку, по ходу движения, справа от дороги Данил разглядел большой двухэтажный дом, из трубы которого шел легкий белый дымок.

– Колонна – на месте, – послышалась по громкой связи команда майора. – Квадры один и два – вперед. Осмотреть дом. Экипажи кунгов на выход, обеспечить охрану периметра.