Без права на подвиг - Андрей Респов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Интересно другое. Чем интересно вызвано участие ко мне Труманиса? Он единственный в администрации фольксдойче среди лагерников. Держится обычно особняком. Как оказался в лагере, рассказывать не любит. Так, отделывается дежурной фразочкой: «Хорошо, что не в концлагере!» Стоит повнимательнее присмотреться.
Баня оказалась отдельным небольшим неказистым бараком, дополнительно обшитым потемневшим и местами прогнившим войлоком и старой дырявой фанерой. Внутри была сложена каменка из обломков кирпичей, причём при кладке в ход неизвестный печник пустил даже речные булыжники. В самой парной могли едва развернуться 2–3 человека. Видимо, экономия места определялась невысокой производительностью печи. И всё же лагерный умелец из подручных материалов и вправду соорудил настоящее чудо.
Насчёт загаженности Труманис, конечно, преувеличил, но веником, скребком и тряпкой пришлось поработать на совесть. Да и с вёдрами к колодцу набегался до мельтешения в глазах. Короче, дедовщина во всей красе! Заканчивал работу уже под нетерпеливые взгляды новых коллег, переминавшихся у входа с чистым бельём под мышкой.
В следующие четверть часа пришлось испытать на личном опыте шайтан-машину для стрижки волос. Должность местного парикмахера совмещал автомеханик из гаража. Оказавшийся мастером на все руки. Он же, оказывается, сложил и банную печь. Чем-то он напомнил мне Шурку-Механика с угольного карьера. Он притащил с собой старую, но рабочую, механическую машинку для стрижки с ножным приводом. Не знаю, откуда в лагере оказался столь редкий девайс, о подобных ему мне приходилось лишь читать. Несмотря на устрашающий вид и странный механический лязг, сопровождающий её работу, функции свои она выполняла вполне достойно и не выдёргивала волосы клоками, как проржавевшие ручные, что использовали на санобработке прибывших в Цайтхайн.
В итоге моя очередь на помывку наступила одной из последних, вместе с задержавшимся где-то Семёном. Воды в котле, вмурованном в каменку нам оставили маловато, пришлось доливать и снова сидеть на полоках, наслаждаясь разогретой парной. Оконце в парной давало света ровно столько, чтобы нащупать тазик и не промахнуться ковшиком мимо ведра. Но для меня по вполне объяснимым причинам это не было проблемой. А вот Семён чуть не сверзился, промахнувшись мимо края полока.
— Вот же темень, твою мать! — выругался старший писарь от неожиданности.
Начиная обливаться потом, я неожиданно сообразил, что мы с Семёном впервые оказались наедине. Пожалуй, вот он мой шанс выполнить задумку!
Старший писарь забрался в угол на верхний полок, прикрыв глаза и наслаждаясь жаром. Я осторожно выглянул наружу через небольшое оконце. Двор был пуст, лишь автомеханик-парикмахер, уложив в деревянный ящик свою шайтан-машину, колол дрова у забора. Судя по его энтузиазму и ловким отточенным движениям, делал он это явно без энтузиазма. Значит, минимум минут пятнадцать-двадцать провозится.
Перед тем как приступить к задуманному, отогнал проскользнувшую трусливую мыслишку о возможном провале. Сколько можно тянуть? Не хотелось бы прибегать к крайним мерам. Но в случае если Родин не пойдёт на контакт, я готов устроить ему несчастный случай прямо тут в бане. Семён был значительно выше и крупнее меня. Моложе и на вид явно сильнее. Вряд ли кто-то поверит, что такой дрищ, каким я выгляжу на первый взгляд, свернёт эдакому бугаю шею или остановит сердце прекардиальным ударом. Но это уже в крайнем случае.
— Сёма…Семён, — тихо позвал я, усаживаясь в метре от Родина.
— А? Чего тебе? — отозвался распаренный старший писарь, даже не открыв глаз.
— Поговорить бы.
— Не наговорился за весь день?
— Ты в состоянии послушать и не перебивать меня, Семён? Хотя бы четверть часа.
— Валяй… — после нескольких секунд молчания ответил Родин. Слабое освещение в парной ничуть не мешало мне отслеживать все детали его мимики. Старший писарь соизволил открыть глаза, но веки его были прищурены. Поза спокойная, расслабленная. Никаких признаков напряжения.
Я постарался говорить убедительно.
— Семён Иванович Родин, лагерный номер 14294, белорус. На самом деле ты Самуил Исаакович Родин, 1921 года, еврей, родился в деревне Кричалки, Горецкого района, Могилёвской области, — я продолжал внимательно отслеживать реакцию старшего писаря. Пока всё было ровно, — сын крестьянина. В семье пятеро детей, в шесть лет маленький Самуил пошёл в еврейскую школу хедер, затем в среднюю школу. Делал завидные успехи. Помимо русского и белорусского языков, изучил немецкий язык. Дома все разговаривали на идиш. После восьми классов поступил в педагогическое училище и стал учителем начальной школы. Позже работал учителем немецкого в родных Кричалках. В 1940 году тебя призвали в Красную Армию на советско-польскую границу. Началась война. Под Минском ты и почти 200 бойцов из пехотного батальона попали в окружение. Среди них ты был единственным евреем, но товарищи не выдали тебя немцам. В пересыльном лагере вас держали около десяти дней. В жесточайших условиях содержания многие сослуживцы умерли. Здесь во время регистрации ты впервые назвался Семёном Ивановичем Родиным, белорусом, православным. Благо, знание языка было тебе на руку. Дальше тебя перевели Шталаг 324 в Острув-Мазовецкий, Польша. Там отправляют на тяжёлые сельхозработы, где пленных кормят из тех же корыт, из которых кормят свиней. Наконец, в конце августа сорок первого ты попадаешь сюда, в Шталаг 304 IV в Цайтхайн. Лагерь только формируется и среди военнопленных ведётся активный розыск евреев, коммунистов и командиров, скрывающихся среди пленных. Розыск ведёт гестапо при содействии офицера разведки. Поразительно, но каким-то образом тебе удаётся скрыть своё происхождение и даже обойти данные медосмотра. А дальше Самуилу Родину просто невероятно везёт! Его непосредственный начальник, фельдфебель Вайсман, зная, что он еврей, не только не выдаёт его, но ещё и заботится о том, чтобы никто другой этого не сделал. Очень интересный случай, не находишь? — при этих словах Семён напрягся и непроизвольно поджал ноги коленями к груди, обхватив их руками, — полагаю, для начала разговора хватит. Или мне продолжать?
На этот раз Семён молчал целую минуту. Неплохо держится парень. Без суеты. Можно только представить, что сейчас творится у него в голове!
— Ты…кто? — слегка осипшим голосом произнёс Родин.
— Не волнуйся, я не из гестапо. И не из абвера, — добавил я, расслабленно откинувшись на полоке, продолжая контролировать Семёна.
— Тогда как…э-э-э…откуда? — напряжённо пробормотал Родин.
— Главное разведывательное управление Генерального штаба. Настоящую фамилию и звание тебе знать ни к чему. Как и основную причину моего здесь появления, — я постарался ошеломить, отвлечь потрясённого парня от мелких нестыковок в моём рассказе. Вернее, о слишком подробно описанных деталях его биографии…
По большому счёту