Некромагия - Илья Новак

Раненый отскакивает, великан с молотом что-то кричит ему, от беззвучного рева содрогаются стены. Подняв молот, он наступает, незнакомец пятится, затем разворачивается и с обручем в руках бежит прямо на Некроса. Великан преследует его. Некрос делает шаг в сторону, но не успевает: беглец врезается в чара. Тело погружается в плоть Некроса, и тот содрогается, ощутив внутри себя чуждое сознание, ощутив новые чувства, пропитывающие его собственные. Страх перед Хозяином, ужас перед вечной жизнью, которая только что бездонной пропастью распростерлась у ног... И всепоглощающее желание оставить обруч себе, не отдавать никому, ни за что, никогда! Вот он, этот обруч, в руках Некроса Чермора — который уже не Некрос Чермор, ведь теперь...

А еще он видит перед собой Хозяина, совсем близко, видит устремленный на него взгляд нечеловеческих глаз и занесенный для удара молот. Тот ужасен, но чар понимает, что страшиться нечего, ведь теперь он бессмертен...

И хотя аркмастер стал теперь кем-то другим, в то же время какая-то часть Некроса Чермора все еще живет в нем. Пусть очень смутно, но он осознает, кем является на самом деле, а потому выхватывает из сумки хрустальную реторту, в стенки которой впаяна алмазная крошка, и швыряет ее вперед, в лицо Хозяина...

Грёза исчезла. Не стало ни Наковальни, ни Духа Кузнеца, ни его кузницы. Реторта ударилась о столб, разбилась, и мертвая ртуть потекла по камню.

С мучительным усилием вспоминая, где он находится, и зачем пришел сюда, Некрос Чермор развернулся. Эдзины и Зоб стояли позади, за кругом колонн. Ощущая следы чужого сознания в своей голове, отголосок ужаса перед жизнью в мертвой бесконечности, аркмастер одну за другой стал вытаскивать из сумки оставшиеся реторты и швырять в столбы. Тот, в который угодила первая, скрипел, проседая, ртуть пузырилась, впитываясь в него, растворяя, убивая камень.

Последняя реторта ударилась о столб, и Чермор побежал прочь, крича: «Назад!»

Они успели достичь прохода, через который попами сюда, когда своды задрожали. Столбы плавились, превращаясь в конусы, по ним стекал камень. Некрос попятился, спиной отталкивая эдзинов глубже в проход. Последний факел погас, все погрузилось во тьму. Теперь ничто не поддерживало своды. С низким стоном они сдвинулись, не способные совладать с давлением того, что находилось наверху. Мрак разрезала полоса света, за ней протянулась вторая. Некрос упал, прикрыв голову руками. Свод обвалился.

Чар первым взобрался на кучу камней, щурясь от света — не очень-то яркого, но режущего глаза после неровного факельного освещения. Здесь был коридор, часть его просела, часть провалилась.

— Теперь быстрее, — приказал Чермор. Он выбрался на каменный пол и пошел, слыша за спиной шаги эдзинов.

Чернокожие обогнали его и побежали впереди. Шум обвала наверняка разнесся по всей Наледи, скоро сюда сбегутся местные обитатели.

Из-за поворота выскочил мужчина с мечом, и Некрос не успел приказать, чтобы его оставили в живых, — клинки чернокожих уже пронзили грудь человека.

— Подождите! — Чермор ускорил шаг, обгоняя эдзинов. Перед ним появилась старуха с ведрами. Аркмастер сбил ее с ног, она растянулась на полу, ведра со стуком покатились по полу.

— Где пленница? — прокричал Некрос в морщинистое лицо. — Девица с темными волосами, твой хозяин недавно привел ее сюда. Где ее держат?

Голова старухи тряслась, мутные глаза бессмысленно смотрели на чара.

— Гело Бесон похитил ее... — начал Некрос. Услышав знакомое имя, старуха шевельнулась, тощая рука показала назад.

Клацнул арбалет. Чермор выпрямился. Появившийся из-за угла мужчина валился на пол с болтом в груди. Зоб крюком подцепил кольцо и потянул, перезаряжая оружие. Перепрыгнув через старуху, Чермор побежал дальше, замечая, что камень теперь скрыт под тонким ледяным налетом. Стало холоднее.

Некрос бежал, по сторонам от него неслись эдзины, Тасси мчался у ног хозяина. Зоб тяжело топал следом. Коридор вновь изогнулся, и впереди возник проем.

Ледяной зал. Слева и справа вдоль стен стояли люди в клетчатых килтах, с длинными мечами на плечах. В голубом сиянии на середине помещения Чермор разглядел коленопреклоненную фигуру. Воздух дрожал от низкого гудения, стены искрились мириадами белых точек. С покатого, состоящего из перевернутых ребристых чаш купола медленно опускались ледяные сталактиты, вытягивались к полу, меняя форму и приобретая знакомые человеческие очертания.

Услышав отдаленный грохот, Риджи Ана подняла голову над подушкой. Она лежала, укрывшись одеялом до подбородка, но это плохо помогало: из-за холода девушка не могла заснуть.

Звук пришел из глубины здания. Пол дрогнул. Отбросив одеяло, Риджи вскочила, прислушиваясь. Грохот сменился низким рокотом, пол опять дрогнул — и все смолкло.

Риджи бросилась к двери; пробегая мимо зеркала, приостановилась, окинула себя быстрым взглядом, нахмурившись, провела рукой по волосам.

Выскочив в коридор, она натолкнулась на Хуго Чаттана, спешащего куда-то с озабоченным лицом.

— Что происходит? — выкрикнула Риджи.

— Пока не знаю, красавица. Что-то обрушилось.

— А где старик?

— Старик! — фыркнул он. — Ты, конечно же, имеешь в виду Гело Бесона?

— Ага. Своего... жениха.

— Я думал, он в бассейне, но там никого нет. Иди к себе и сиди тихо, — велел Хуго. — Не высовывайся.

Риджи кивнула и попятилась в комнату. Чаттан устремился дальше. Как только он исчез за поворотом, девушка, тихо прикрыв за собой дверь, побежала следом.

Девица захныкала и замотала головой, мастер Бонзо нажал большими пальцами на ее виски — и давил до тех пор, пока она не утихла. Кузнец развел маленькие ручки в стороны, вложил кисти в захваты, которые теперь могли двигаться вдоль боковых штанг, и затянул винты.

Пришлось повозиться. По углам рамы он приспособил четыре шарнира, чтобы продольные штанги сдвигались и раздвигались, сделал новые захваты, ослабил ремни кожаного седла, изменил форму вогнутого железного ложа, куда укладывалась спина подопечного. «Подопечный» — этим словом мастер называл тех, на ком испытывал свои устройства.

Диворама лежала на двух низких козлах посередине кузницы, подопечная лежала в Дивораме. Мастер сквозь облако мушек оглядел распятое тело.

Мушек стало больше, они напоминали слой темного дыма, повисшего над рамой, — живого, звенящего дыма, — но Бонзо за многие десятилетия настолько привык, что не обращал на них внимания.

Кузнец взялся за прут, тянувшийся вдоль левой штанги, нащупал семь выпиленных в нем углублений. Каждое соответствовало определенной степени боли. Мастер подумал-подумал — и сдвинул прут так, чтобы торчащий из штанги короткий штырь указал на третье снизу.

Под седлом и ложем, за переплетением ремней, в которых, как муха в паутине, висела подопечная, сдвинулись рычаги, провернулись шестерни, что-то застрекотало, защелкало...