Гугеноты - Владимир Москалев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, Конде, — твердо отрезала Жанна, — мне достаточно моего наваррского королевства. Я уступаю тот пост вам. Во Франции никогда не было королев. Этот трон для мужчин.
— Польщен той высокой честью, которую вы мне оказываете, моя королева, — с поклоном ответил Конде. — Однако должен напомнить, что сын ваш стоит ближе к трону, нежели я.
— Мой сын еще слишком юн, — попыталась возразить Жанна Д'Альбре.
Конде улыбнулся и ответил:
— В таком случае мы с адмиралом будем его первыми министрами и наставниками в деле управления государством.
Жанна прослезилась. Она никак не ожидала такого благородства от своего соратника по борьбе.
— Итак… решено?
— Решено, — коротко ответил Конде.
Она в задумчивости прошлась по комнате — строгая и величавая. Она думала, остановившись у окна. Конде ждал. Внезапно она резко повернулась:
— Кого вы думаете послать к адмиралу?
— Матиньона. Вернее человека не найти. Его отсутствия никто не заметит.
— Подумайте, принц, это должен быть человек, преданный коннетаблю. Вряд ли адмирал решится на такие действия, не заручившись поддержкой Монморанси. Тот не примет участия в перевороте, но и не станет мешать.
— Вы полагаете, что в наши планы надлежит посвятить коннетабля?
— Или его сына. В этом деле необходимо иметь сильного союзника, это принесет свои плоды. Гвардейцы герцога, среди которых есть и протестанты, не станут защищать королеву-мать, не получив на то приказа своего хозяина.
— А если Монморанси заупрямится? — спросил Конде. — Я говорю о сыне. Имеем ли мы право рисковать?
— Франсуа Монморанси отличается терпимостью в вопросах веры; мир и благополучие в королевстве волнуют его больше, чем католиков и гугенотов. Узнав о встрече с испанцем, он поймет, что результатом ее может явиться новая гражданская война. Устранение же семейства Валуа пройдет бескровно, почти без потерь. Все произойдет неожиданно, и когда опомнятся, будет поздно. Речь идет об установлении протестантской республики, и такие люди, как Монморанси, не должны оставаться в неизвестности.
— Итак, вы полагаете, что Колиньи…
— Адмирал должен быть уверен, что Монморанси известны наши планы: это послужит ему порукой лишней безопасности, и он станет действовать решительнее и смелее. Вы ведь знаете, как он бывает порою нерешителен.
— Увы, мне это известно.
— И еще. Если поймают вашего посыльного, это сразу же вызовет подозрение, и Екатерина догадается о подслушанном разговоре. Если возьмут человека Монморанси, то герцог скажет, что он послал гонца с каким-то поручением по своим делам. Ему она поверит: его жена ведь тоже Валуа. Теперь, Конде, остается найти такого человека.
— Я помогу вам, — внезапно сказал Генрих Наваррский, все это время следящий за ходом беседы. — Человека этого зовут Лесдигьер, это он подал мне мысль подслушать злополучный разговор.
— А ведь и вправду, я совсем не подумала об этом! — воскликнула Жанна.
— А ему зачем это нужно? — удивился Конде.
— Ему это поручение дал маршал.
— Герцог Монморанси? И вы рассказали Лесдигьеру о результатах беседы?
— Да, я встретил его в коридоре.
— Выходит, герцогу уже все известно?
— Разумеется.
Конде и королева Наваррская переглянулись.
— Это облегчает нашу задачу, — произнес Конде. — Но вот вопрос: к чему понадобилось герцогу узнавать содержание этого разговора?
— Думаю, что герцог — наш союзник. Во всяком случае, не враг. Согласовав услышанное со своим отцом, он приложит усилия, чтобы предотвратить эти планы. Выждав момент, они вдвоем постараются предупредить того, кого флорентийка изберет своей жертвой.
— Для чего им это нужно?
— Для снискания лишней популярности. Тем самым они заслужат одобрение у протестантов; как знать, не пригодится ли это в будущем; всегда надо уметь заглянуть вперед.
— Кстати, принц, — обратился Конде к Генриху, — как вам удалось подслушать разговор?
— Мои подружки показали мне дыру в стене, которой многие пользуются в этом доме, но не для того, чтобы подслушивать, а чтобы быть зрителями любовных сцен: в комнате стоит роскошная кровать. Отверстие закрывает висящая на стене картина, а с другой стороны повесили гобелен, в котором проделали небольшую дырку. Правда, пришлось встать на стул: отверстие находится высоко. С этого стула я и упал, когда услышал, что маме грозит беда.
— Бедный мой мальчик! — и Жанна с улыбкой обняла сына.
— Ну что ж, теперь все ясно, — произнес Конде. — Мне остается пойти к герцогу Франсуа и разработать с ним план наших дальнейших действий. Хорошо все же, что мы с ним подружились в результате той злополучной дуэли.
— Будьте осторожны, Людовик.
Конде отправился к маршалу и находился у него с полчаса. О чем они говорили — неизвестно, но по истечении этого времени к ним явился Лесдигьер. Через четверть часа он вышел и приказал подать ему лошадь. Но тут случилось неожиданное. Во дворе, где стояли экипажи, Лесдигьера увидела королева-мать и подозвала к себе. Недоумевая, Франсуа подошел и поклонился ей.
— Господин гвардеец, — сказала Екатерина с любезной улыбкой, — знаете ли вы, что одна из придворных дам весьма недовольна вашим невниманием к ее особе?
У него отлегло от сердца.
— Ваше Величество, — ответил молодой человек, — я всего лишь простой солдат и никак не мог предположить, что одна из дам вашего окружения соблаговолит обратить на меня внимание.
— Не притворяйтесь, сударь, вы знаете, о ком я говорю. Эта дама принадлежит к свите герцогини де Монморанси.
— Если эту даму зовут баронессой де Савуази, то я крайне удивлен, Ваше Величество, что она обратилась к вам с подобной жалобой: это на нее не похоже.
— Вы что же, сомневаетесь в моих словах, господин Лесдигьер?
— Как можно, Ваше Величество! Я только хотел сказать, что она должна знать: мой хозяин очень строг, долг службы для него превыше всего, и он не любит, когда его слуги пренебрегают своими прямыми обязанностями ради общения с прекрасным полом.
— Уж не предлагаете ли вы мне стать сводницей, сударь, или, на худой конец, посредницей?
— Прошу простить меня, Ваше Величество, если вы именно так поняли мои слова. Я никогда не дерзнул бы сказать подобное королеве Франции, если бы она не выказала желания принять участие в амурных делах своих подданных.
— Я поняла вас, — ответила королева-мать, — и, желая выпутаться из трудного положения, в котором мы оказались, прошу вас в продолжение всего остального путешествия ехать слева от королевской кареты. Так вы будете у меня на виду, и мне не придется терзать свое сердце созерцанием унылого личика прекрасной баронессы, которая поедет в экипаже вместе с моей приемной дочерью.