Любить монстра. Краткая история Стокгольмского синдрома - Микки Нокс

Для того чтобы добраться до его квартиры в другом конце города, у меня уходит, наверное, на час больше времени, чем нужно. Даже с учетом наличия навигатора в телефоне, который мне одолжил отец, умудряюсь несколько раз заблудиться. Это обычный большой город. Без лица. Здесь легко потеряться. Именно таким представляется мне Берлин.

Квартира располагается на восьмом этаже старого дома. Дверь открывает Ленц. Он делает шаг назад, давая мне возможность пройти. Женский голос зовет его, и он оборачивается.

– Мне нужны таблетки, – недовольно кричит женщина. Присмотревшись, вижу, что она лежит на черном диване в углу гостиной. Ленц молча проходит в гостиную, берет упаковку с таблетками с журнального столика и швыряет ей их. Если честно, поражает его жестокость к женщине. Скорее всего, к его матери.

– Пойдем, – бросает он мне.

Мама Ленца. Кто бы мог подумать, что он живет с мамой.

– Почему ты живешь здесь? – бестактно спрашиваю я.

– Потому что я каждый день хожу в полицейский участок. Не хочу привлекать внимания, – сдержанно говорит он и забирает у меня ноутбук.

Комната Ленца – обитель маньяка. Честное слово. Со стен на меня смотрят тысячи глаз и усиков, помещенных за стекло. Зрелище жуткое. Лишь спустя пару секунд понимаю, что со всех сторон на меня смотрят забальзамированные бабочки. Всегда считала, что это красивые насекомые с яркими разноцветными крыльями. Ничего подобного. Судя по существам на стенах комнаты, это мохнатые червяки с полупрозрачными крыльями. Эти крылышки совсем тонкие и сухие, похожи на омертвевшие клетки кожи.

– Ты точно маньяк, – бормочу я.

– Просто люблю бабочек, – пожимает плечами Ленц и резко вздыхает, вроде как спать ему хочется.

– Почему ты так разговариваешь? – спрашиваю вдруг я.

– Как? – не понимает он.

– На середине фразы зеваешь, – поясняю я.

Ленц молчит и с преувеличенным интересом пытается реанимировать мой ноутбук. Когда Ленц приехал в бункер, он сначала казался спасителем, потом вором, а сейчас я даже не знаю, как к нему относиться. И эти бабочки. Как человек в здравом уме и твердой памяти может коллекционировать бабочек? Прямо рядом с письменным столом вижу светло-коричневую бабочку в рамке из цветного стекла. Все багеты для бабочек здесь простые, пластиковые, а эта бабочка, видимо, особенная.

– Красивая, – говорю я.

– Не ври, – говорит Ленц, проследив за тем, куда указывает мой палец.

– Ладно, она жуткая, – киваю я.

Вообще-то я рада, что это существо под стеклом, так как вид у него поистине устрашающий. Полупрозрачные крылья, ворсистое тело и игла посередине. Не говоря уж об усиках.

– Калиптра. Она питается слезами, – поясняет он.

– Ты фильм «Коллекционер» смотрел?

– Даже книгу читал. Еще Набоков, кстати, увлекался бабочками, – говорит Ленц.

– Как ты начал… коллекционировать этот кошмар?

– Когда мне было шесть лет, одна девочка подарила мне бабочку. Я ей подарил другую. Вроде как поженились. Она тогда сказала, что все девочки любят бабочек, потому что они красивые. – Ленц говорит это, глядя на монстра, питающегося чужими слезами.

– Нельзя же так буквально воспринимать то, что тебе говорят. Тем более шестилетние девочки, – говорю я. Ленц опускает голову. Мы молчим какое-то время, а потом он вдруг начинает рассказывать о себе.

– Мне астму поставили, и мама меня на надомное обучение записала. Специальная программа для детей с особыми потребностями. Без шансов, короче. В тринадцать лет бунт устроил и уговорил ее отдать меня в настоящую школу. Там я сел за парту с хмурым парнем, возле которого пустовало место. Он даже со мной разговаривать стал. Несмотря на то что я задыхался через слово, а по спине пот шел. Неделю ходил счастливый, а на вторую заметил, что надо мной смеются. Они сказали, что он ущербный и если я хочу добиться здесь чего-то, то должен показать этому убогому, кто здесь главный. Жестоко, да, но я никогда с людьми раньше не общался, понимаешь? Только с той девочкой. Я делал то, что мне говорили. Мы подкараулили его возле школы и избили. Он потом вообще в школе больше не появлялся и, кажется, переехал куда-то. И бить стали меня. Ну, знаешь, всегда кто-то должен быть на месте ущербного. Мама меня забрала из школы. Я сдал экзамен для убогих, но по квоте для недоразвитых в институт меня не взяли. А год назад я познакомился с девочкой…

– Только не говори, что ей было шесть лет.

– Не смешно. Я познакомился с Бонни. Она сказала, что моя коллекция, она очень красивая. Я подарил ей павлиноглазку, которая висела над моим столом. Гигантская такая бабочка, дико красивое создание. Как и она. Дикая и красивая. Она рассказывала, что у нее есть сумасшедший друг, который ее опекает. Следит за ней, дает денег, не разрешает гулять с мальчиками. Но они не встречались, ну, как парень с девушкой. Я подумал тогда, что это странно. А потом я шел к ней на встречу, ко мне подошли какие-то головорезы. Они сказали, что Бонни им должна денег и, если я с ней встречаюсь, то должен эти деньги вернуть. Один из них ударил меня, ну, я упал, а в этот момент подошел парень и сказал, что Бонни – его сестра и только он должен разбираться с ее проблемами. Это был тот самый парень, с которым я сел в школе за одну парту. Микки Нокс. Ты не представляешь, как я его ненавидел. Я пошел домой и взял все сбережения матери, чтобы отдать долг. Я бы за неделю заработал все и вернул, но маме не нужны были деньги. Ей нужно было, чтобы я никогда ни на кого, кроме нее, их не тратил. Когда я взял деньги, думал, что мы с Бонни сбежим, вроде как Ромео и Джульетта. Я отдал деньги и вернулся за коллекцией бабочек. Я просто не мог предположить, что мать наберет номер телефона полиции и скажет: «Здравствуйте, мой сын – вор».

В этот момент его зовет мама. У нее подскочило давление, и, судя по всему, требуется вызвать скорую помощь. Ленц, вместо того чтобы подпрыгнуть с места, нехотя поднимается и просит подождать меня в комнате. Оставаться с мохнатыми чудовищами наедине не хочется, но делать нечего.

Ленц возвращается через пять минут и нажимает пару магических кнопок. Ноут жалобно вздрагивает, и включается синий экран. Реанимация завершена, сердце удалось запустить, теперь последует долгий период восстановления.

– Через пару дней исчезну, – говорит вдруг Ленц. – Верена? – он называет меня по имени, и я вздрагиваю.

– Да?

– Ты ведь очень хочешь найти Микки, так?

– В целом да, – киваю я.

– И мне рассчитывать не на что?

Непонимающе смотрю на Ленца и инстинктивно отсаживаюсь от него.

– Ноут я починил, – говорит он уже другим тоном. – Тебе, кстати, письмо пришло. – Он разворачивает экран.

«Ты нарушила договор, Верена. Хочешь стать известнее меня? Я тебя уничтожу, девочка. Твой Джерри».

14. Доброе утро, Берлин!