Белые Волки Перуна - Сергей Шведов

Изяслава распирала злоба. Он не мог не чувствовать осуждения дружины, причём не только новгородцев, но и киевлян, поведение которых сильно попахивало предательством. И он знал причину, которая отдаляла мечников от боярина. Это золото и серебро, полученное с походов, в которых они участвовали без Изяслава. А повинны во всём были двое - Ладомир и Милава. Только избавившись от них, он мог стать хозяином и над челядинами, и над дружиной, и над Плешью. С Милавой он бы справился, так, во всяком случае, ему казалось, но чтобы свалить Ладомира, надо для начала покачнуть Перуна, заслонив его другим богом. Пока Перуновы ближники правят в Плеши, Изяслав вечно будет вторым не только в городе, но даже в собственной усадьбе.

Можно было взять витень и спустить шкуру с Милавы, но Изяслав этого делать не стал. Горячность не всегда бывает полезной. Пример надо брать с князя Владимира, который редко повышает голос, но вся старшина у него в кулаке. Изяслав слишком откровенен, что на уме, то и на языке, а от этого даже собственная дружина к боярину равнодушна. Нет в ней ни страха, ни обожания. Ради того же князя Владимира Изяслав готов на всё, и Шварт так же, и Ратша, и Шолох, и все прочие. А разве тот же Тыря или Доброга, или даже Хорь станут так служить Изяславу?

Князь Владимир у жены своей Рогнеды убил отца и двух братьев, а она ему лижет сапоги. И другая жена, которую он взял из-под ещё живого Ярополка, тоже покорна новому мужу. О челядинках и разговора нет - какую захотел, такую и взял. Шолох рассказывал, что в Берестове у Владимира более сотни наложниц. А Изяслав с собственной женой справится не может, а потому и усмехаются челядинки ему вслед и в глаза смотрят без должного уважения.

Разбудил боярина Хорь, объявившийся в ложнице под вечер с двумя старцами в белой одежде и с белыми бородами. Изяслав хотел было уже обругать Хоря, но, заметив Велнясовы знаки на рубахах старцев, подхватился на ноги и принял гостей с почтением. Звал старцев к столу и сам потчевал мёдом. Старцы сидели тихие, светлые, на Перуновых волхвов совсем не похожие. По словам Хоря, вокруг Изяславовой усадьбы уже собралась толпа плешан и смердов из ближайших сёл, которые узнали о прибытии волхвов и встревожено гудели у ворот. Если Велнясовы ближники не помогут, тогда уже не на что надеяться - сгорит жито на корню.

Выйдя к народу, Велнясовы волхвы тихими голосами потребовали по две куны с очага - и за предстоящую работу, и за нанесённую Рогатому богу обиду. Плешане переглядывались меж собой и почёсывали затылки. Можно конечно и Велняса кликнуть Ладой, но как быть с Перуном-богом? Не обидится ли он на плешан за таков небрежение? Однако подъехавший к воротам усадьбы Твердислав Гавран рассудил совсем не так, как от него ждали.

- Если кун вам не жалко, то дайте их Велнясовым волхвам, Перуну-богу в том не будет обиды.

Велнясовы волхвы вышли из города, а следом за ними хлынули все плешане от мала до велика. Гордо прошествовали старцы до ближайшего холма, на котором росли три сосны, а уж там, на вершине, разложили священный костёр. Пришедшая вслед за ними толпа терпеливо ждала у подножья. Даже меж собой не шептались плешане, боясь спугнуть расположение Велняса. Волхвы, прочитав заклинание, вызвали наверх трёх молодцов половчее. Первому дали ветку, набухшую водой, второму - огниво, чтобы высекал искры, а третьему - било. С тем и отправили всех троих на сосны, к небу поближе. По знаку волхвов, один высекал искры, другой бухал в било, а третий взмахивал веткой, стряхивая капли воды на иссохшую землю. Толпа терпеливо ждала, с надеждой поглядывая на небо, волхвы кричали у костров заклинания, но ничего не менялось вокруг, если не считать того, что закатилось солнце, а по небу сыпанули звёзды. Но произошло это не волею Велнясовых ближников, а обычным течением времени.

Старательные молодцы спустились с сосен - и ветка просохла, и огниво сточилось, и притомились все трое. Выкликнули других из толпы, и всё повторили сначала. Кое-кто из наблюдателей стоять устал, дети засыпали, прижимаясь к материнским подолам, но плешане крепились, чтобы ненароком не обидеть небрежением Рогатого бога.

И ещё раз сменились молодцы на соснах, а потом ещё раз и ещё. Волхование продолжалось, до самого восхода солнце, а уж как Даждьбогово колесо выкатилось из-за леса, так вся плешанская толпа ахнула разочарованно - на небе-то ни облачка, синь синяя.

- Три дня надо ждать ответа Велняса, - продребезжал седой старец с холма и взмахнул на прощанье руками.

Надо так надо. Боги тоже не всегда разворотливы. На том и разошлись плешане по домам, с надеждой поглядывая на небо. А волхвы отправились в Велнясово святилище, чтобы там, на камне, принести жертву. Для этой цели Изяслав отдал им вороного коня. Ну и куны, полученные с плешан, тоже прихватили с собой волхвы.

Три дня ждали плешане обещанного дождя, изнывая от суши, а на четвёртый поняли - отказал Велняс в помощи. И от этого понимания зародилась злоба во многих сердцах. Иное дело, что никто поначалу не знал, на чью голову обрушить эту злобу. Многие начали срамить Велнясовых волхвов, которые плату взяли, а дело не сделали. Кое-кто кивал на боярина Изяслава, привечавшего Велнясовых ближников, а Перунова волхва оскорбившего. И с бабьей богиней Макошью у молодого воеводы разлад, а Макошь богиня мстительная, она среди богов трясёт подолом, и потому никто ей не откажет в просьбе, если вздумает она учинить спрос хоть с простого смерда, хоть с боярина.

А Изяслав совсем, говорят, ослаб и со дня возвращения из похода ни единого раза не взошел на ложе своей жены. Не от этого ли нарушился порядок в окружающем мире? И семя своё отказался уронить Изяслав в возжелавшую землю. Про отказ боярина Рамодан громогласно объявил всей Плеши и тем самым вызревающую злобу направил в определённое русло.

Изяслав и сам был не рад, что связался с Велнясовыми волхвами. Его пугала собравшаяся у ворот толпа. Люди стояли молчаливые, угрюмые, словно ждали какого-то сигнала. Изяслав позвал свою дружину в усадьбу, но пришли далеко не все. А те, которые откликнулись на зов боярина, пребывали в великом смущении. Похоже, верили в вину Изяслава.

- Сжечь могут, - сказал Доброга. - Или кровь пустят во славу Перуна, и не только тебе, боярин, но и нам всем. Дело-то нешуточное, вся округа объята сушью, а значит, жди голода зимой.

У Изяслава от Доброгиных слов защемило сердце, а все собравшиеся во дворе мечники угрюмо закивали головами.

- Как хочешь, боярин, - сказал Тыря, - но не устоять нам против всей Плеши. Как только стемнеет, они нас бить начнут. Тут либо бежать надо, либо прятаться.

- Да куда бежать-то? - возмутился Будый. - Бежать поздно, за ворота нас не выпустят. Пусть Изяслав поклонится боярыне Милаве и сделает всё, как она скажет. В том нет для боярина бесчестья, потому что устами его жены говорит сама богиня Макошь.

У Изяслава вся кровь хлынула к лицу, хотел закричать на Будого, облаять его последними словами, а с языка сорвалось только змеиное шипение. Дружинники на боярина косились со страхом, а за воротами гул всё нарастал и нарастал.